Прежде чем я упаду

Уличный холод обжигает мне легкие; боль в горле усиливается. Я глубоко вдыхаю, втягивая запахи горящих поленьев и бензина. Солнце на удивление красиво, висит над самым горизонтом и словно потягивается, стряхивает сон, и я знаю, что под этим тусклым зимним светом скрывается обещание закатов не раньше восьми вечера, вечеринок у бассейна, запахов хлорки и гамбургеров на гриле; а еще глубже – обещание деревьев, окрашенных в оранжевый и красный, словно языки пламени, и пряного сидра, и инея, что тает к полудню – за слоем слой, всегда что-то новое. Мне хочется плакать, но Линдси уже припарковалась перед домом, размахивает руками и вопит: «Что ты делаешь?» Поэтому я просто иду, переставляю ноги: раз, два, три. Может, стоит отпустить эти деревья, траву, небо и алые полосы облаков на горизонте? Отбросить, как вуаль? Возможно, под ней скрывается что-то еще более живописное.

Чудо случайностей и совпадений, часть первая

– Ну а я тогда: слушай, мне плевать, что это глупо, плевать, что этот праздник придумал «Холлмарк» или какой другой…

Линдси болтает о Патрике, отбивая паузы основанием ладони по рулю. Она снова владеет положением, волосы зачесаны в старательно растрепанный хвост, губы намазаны блеском, от дутой куртки веет ароматом «Берберри брит голд». Странно видеть ее такой после прошлой ночи, и в то же время я рада. Она жестока и напугана, горда и не уверена в себе, но она по-прежнему Линдси Эджкомб – девушка, которая в девятом классе стащила ключи от новенького «БМВ» Мэри Тинсли, после того как Мэри обозвала ее малолетней проституткой, хотя Мэри только что выбрали королевой бала и никто не осмеливался ей противоречить, даже ее собственные одноклассники. А еще Линдси по-прежнему моя лучшая подруга, я все равно уважаю ее и убеждена, что, как бы сильно она ни ошибалась – в миллионе случаев, насчет других, насчет себя, – она сможет во всем разобраться. Я знаю это по тому, как она выглядела прошлой ночью с провалами теней на лице.

Возможно, я лишь выдаю желаемое за действительное, но мне хочется верить, что на каком-то уровне или в каком-то мире случившееся прошлой ночью имеет значение, не пропало бесследно. «Иногда я боюсь того, что оставляю позади». Я вспоминаю фразу Кента, и мурашки бегут у меня по спине. Впервые в жизни мне не хватает поцелуев; впервые в жизни я проснулась с болью утраты чего-то важного.

– Может, он психует, потому что втрескался по уши, – вставляет Элоди с заднего сиденья. – Как по-твоему, Сэм?

– Угу.

Я медленно смакую кофе. Идеальное утро, такое, как я предпочитаю: идеальный кофе, идеальный рогалик, автомобильная поездка с двумя лучшими подругами, треп ни о чем. Мы даже не пытаемся что-то обсуждать, просто повторяем ту же чепуху, что всегда, наслаждаясь друг другом. Не хватает только Элли.

Внезапно меня посещает идея покататься по Риджвью чуть дольше. Отчасти я оттягиваю окончание поездки, отчасти хочу посмотреть на все в последний раз.

– Линдз, давай заскочим в «Старбакс». Я, гм, просто погибаю без латте.

Пытаясь осушить стакан и тем придать своим словам правдоподобия, я делаю пару глотков кофе.

– Ты же терпеть не можешь «Старбакс», – удивляется Линдси, выгнув брови.

– Да, но вот приспичило.

– Ты говорила, что на вкус он как собачья моча, пропущенная через мусорный пакет.

Элоди глотает кофе и демонстративно размахивает рогаликом.

– Фу! Ау? Я тут пью вообще-то. И ем.

– Это дословная цитата, – поднимает Линдси обе руки.

– Если я еще раз опоздаю на политологию, меня оставят после уроков на всю жизнь, это точно, – ноет Элоди.

– И ты упустишь возможность пососаться с Пончиком перед первым уроком, – подкалывает Линдси.

– На себя посмотри. – Элоди тыкает в Линдси куском рогалика, и та визжит. – Просто чудо, что вы с Патриком до сих пор не срослись лицами.

– Поехали, Линдси. Ну пожалуйста! – Я хлопаю ресницами и оборачиваюсь к Элоди. – Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

Линдси тяжело вздыхает и встречается с Элоди глазами в зеркале заднего вида. Затем включает указатель поворота. Я хлопаю в ладоши, а Элоди стонет.

– Пусть Сэм сегодня делает все, что пожелает, – поясняет Линдси. – В конце концов, это ее большой день.

Она подчеркивает слово «большой» и хихикает.

– Я бы сказала, это большой день Роба, – мгновенно подхватывает Элоди.

– Можно только надеяться, – снова хихикает Линдси, наклоняясь и тыкая меня локтем в бок.

– Фу, – возмущаюсь я. – Извращенки.

– Это будет дли-и-и-и-нный день, – тянет Линдси.

– И напряженный, – добавляет Элоди.

Линдси плюется кофе, и Элоди верещит. Обе фыркают и хохочут как сумасшедшие.

– Очень смешно. – Мы въезжаем в город, и я смотрю, как дома за окном перетекают друг в друга. – Очень по-взрослому.

И все же я улыбаюсь, спокойно и радостно, думая: «Вы понятия не имеете».

Нам достается последнее место на маленькой парковке за «Старбакс». Линдси втискивается на него, чуть не сшибая боковые зеркала соседних машин, но продолжая вопить: «Gucci, детка, gucci!»; она уверяет, что по-итальянски это значит «идеально».