Президент пропал

Зато вопросы этот тип задавать умеет. До того, как выйти на политический ринг, он много лет прослужил федеральным обвинителем. Среди его трофеев – головы двух генеральных директоров фармацевтических компаний и одного экс-губернатора.

– Борьба с террористами – первостепенный вопрос национальной безопасности, господин президент; согласны?

– Целиком и полностью.

– Тогда вы должны согласиться и с тем, что любой гражданин Америки, помешавший нам в борьбе с террористами, повинен в измене.

– Я бы осудил подобные действия, – говорю.

– Сочли бы их госизменой?

– Это решать юристам и судам.

Мы с ним оба юристы, но свою позицию я обозначил четко.

– А если президент мешает борьбе с террористами, это считается уголовным правонарушением, влекущим за собой импичмент?

Джеральд Форд[3] однажды сказал, что импичмент повлечет за собой любое уголовное правонарушение, если так решит палата представителей.

– Не мне решать.

Допрашивающий кивает.

– Конечно. Чуть ранее вы отказались комментировать заявление о том, что по вашему приказу спецназ армии США и оперативники ЦРУ сорвали покушение на жизнь Сулимана Чиндорука в Алжире.

– Мистер Кирнс, я сказал, что некоторые вопросы национальной безопасности не подлежат публичному обсуждению.

– Если верить «Нью-Йорк таймс», вы действовали на основании секретного донесения, в котором сообщалось, что группа антироссийски настроенных ополченцев раскрыла убежище Сулимана Чиндорука и готовит на него покушение.

– Да, читал.

Рано или поздно всякому президенту приходится принимать решения, когда верный выбор выглядит весьма непривлекательно – по крайней мере, в краткосрочной перспективе. Но если ставки высоки, надо делать что должен и ждать, когда волна политического ажиотажа угаснет. Ведь это работа, которую ты клялся исполнять.

– Господин президент, вы знакомы с главой семьсот девяносто восемь восемнадцатого раздела Свода законов США?

– Я не помню весь Свод законов назубок, мистер Кирнс, но, полагаю, вы имеете в виду закон «О борьбе со шпионской деятельностью».

– Совершенно верно, господин президент. В нем упоминается о злоупотреблении секретными данными, а конкретно в нем сказано, что любой, кто намеренно использует секретные данные в ущерб национальной безопасности и интересам Соединенных Штатов, совершает федеральное преступление. Я прав?

– Уверен, вы верно процитировали, мистер Кирнс.

– Подпадает ли под этот закон случай, в котором президент намеренно использует секретные данные для защиты агрессивно настроенного по отношению к нам террориста?

Нет, если верить моему советнику по вопросам политики, который утверждает, что этот раздел к президенту применить нельзя; а вот сам президент вправе рассекретить любые данные.

Впрочем, не важно. Даже начни я толковать здесь федеральные законы – а я не стану, – мне могут объявить импичмент за что угодно. И не обязательно за преступление.

Я лишь защищал страну – и повторил бы все свои действия снова. Беда в том, что рассказывать о них нельзя.

– Повторяю: я действовал, защищая страну, и всегда буду думать о ее безопасности.

Кэролайн в углу читает сообщение на телефоне и пишет ответ. Неотрывно смотрю на нее – вдруг что-то важное, и надо все бросить? Вдруг это сообщение от генерала Бёрка из Центрального командования вооруженными силами? Или от заместителя министра обороны? Или от Группы реагирования на прямые угрозы? Чтобы эту угрозу сдерживать, приходится очень многое учитывать. Неизбежное может произойти в любую минуту. Мы считаем – надеемся, – что в запасе есть еще хотя бы день, однако ни в чем нельзя быть уверенными. Следует быть наготове, постоянно быть начеку, на случай если…

– Звонки лидерам ИГИЛ[4]

– это защита нашей страны?

– Что? – возвращаюсь к слушанию. – О чем вы? Я никогда не созванивался с лидерами ИГИЛ. При чем тут вообще ИГИЛ?

Не успев договорить, я сознаю, что вляпался. Сейчас бы схватить последние слова и затолкать их обратно себе в рот… Я отвлекся, и меня застали врасплох.

– О, – произносит Кирнс, – значит, на вопрос о том, звонили ли вы лидерам ИГИЛ, вы можете ясно и однозначно ответить «нет»? Зато когда спикер спрашивает, созванивались ли вы с Сулиманом Чиндоруком, вы спешите воспользоваться прерогативой… По-моему, народ Америки в состоянии уловить разницу.

Шумно выдыхаю воздух и смотрю на Кэролайн Брок. По ее лицу ничего не поймешь, хотя в сощуренных глазах почти отчетливо читается: предупреждала ведь!

– Конгрессмен Кирнс, мы обсуждаем вопрос национальной безопасности. Не пытайтесь подловить меня. Дело серьезное. Как будете готовы задавать толковые вопросы, я с радостью на них отвечу.

– В том бою на территории Алжира погиб американец, господин президент. Гражданин Америки, оперативник ЦРУ по имени Нейтан Кромарти погиб, защищая Сулимана Чиндорука от антироссийски настроенных ополченцев. По-моему, это покажется американскому народу толковым вопросом.

– Нейтан Кромарти – герой, – говорю я. – Мы скорбим о его гибели. Я лично скорблю.

– Вы слышали, что заявила его мать?