Президентский полк

Если у дежурной смены возникали затруднения с классификацией или кодификацией, документ утром передавали на рассмотрение начальнику НЦБ вместе с особо важными и срочными сообщениями.

В случае с этим факсом никаких затруднений возникнуть не могло. Даже если в нем все правда, вопрос вне компетенции Интерпола. Его зарегистрируют и перешлют в соответствующий главк МВД или в ФСБ. Там и будут с ним разбираться.

В тексте была только одна зацепка, касающаяся НЦБ: упоминание о чеченском полевом командире Мусаеве, находящемся в международном розыске.

Георгий включил компьютер и запросил: «Магомед Мусаев». Компьютер выдал справку:

«Мусаев Магомед Мусаевич (кличка Муса), 1960 г. р., уроженец Грозного, национальность чеченец. В 1990 году объявлен в международный розыск Генеральной прокуратурой Российской Федерации на основании уголовного дела № 18/221801–96 по статьям Уголовного кодекса: 77 (бандитизм), 102 (убийство), 126–1 (захват заложников), 213–3 (терроризм). В 1999 году розыск прекращен в связи со смертью обвиняемого».

Не зацепка.

Георгий отложил факс и подошел к окну. Дождь усилился, дорога мокрая, фары встречных машин будут бить по глазам. И все-таки нужно ехать домой. При этой мысли его вновь, как последнее время бывало все чаще, охватило чувство какой-то глубинной неправильности его жизни.

Плохо он живет. Сорно, мелочно. Не жизнь, а черт знает что. Вот уж верно: скорей бы утро — да на работу. Раньше Георгий не понимал смысла этого присловья. Теперь понимал.

Он открыл стенной шкаф. В нем висели его плащ и парадная милицейская форма в прозрачном целлофановом чехле. Сквозь целлофан тускло поблескивали майорские звезды на погонах и медаль «За отвагу». Майора ему дали через год работы в Интерполе, а медаль он получил в Чечне. Как это часто в армии бывает, не за конкретную операцию, когда он в составе десантной группы во главе с Яцеком Михальским отбил у боевиков экипаж совершившего аварийную посадку вертолета, а уже после заключения хасавюртского перемирия летом 1996 года. Тогда раздали всем сестрам по серьгам: генералам — Героев России, солдатам — ценные подарки, часы. Начальник разведки 45-го полка спецназа ВДВ подполковник Михальский получил орден Мужества, а капитану Гольцову, заместителю начальника разведки, пожаловали медаль.

Георгий не любил вспоминать Чечню, как любой человек не любит вспоминать, как его поимели. Не его одного. Всех. Но от этого было не легче. Он не видел штурма Грозного. Он увидел пожарища. А пожарища всегда страшней, чем пожар. Они дают волю воображению. И уже тогда у Георгия появилась странная мысль. Существуют академии Генштаба, высшие военные институты, в них изучают стратегию и тактику войн, начиная с Троянской. И все это зачем? Чтобы загнать колонны БТР и танков в узкие улочки Грозного и подставить под гранатометы боевиков?

Что произошло, почему? Была необъяснимая, иррациональная дурь, которой быть не должно. И все же она была. Сознание принимало это как факт, но примириться не могло, потому что не было объяснения. Никто не понимал, за что воюет. Не понимали русские солдаты. Не понимали русские офицеры. И генералы тоже не понимали. Тексты о целостности РФ никто не принимал всерьез, как давно уже никто не принимал всерьез никаких заявлений политиков. Ходили слухи, что кто-то бешено наживается на этой войне. Слухам верили. Когда нет правды, верят всему.

Да и чеченцы не понимали смысла этой войны. Независимость Ичкерии была для большинства из них такой же трепотней, как и болтовня российских политиков. Но нельзя же воевать просто так. И объяснение нашлось. Око за око, зуб за зуб. Ты убил моего друга, я убью тебя. Ты убил моего брата — я убью твоего друга.

Безумие — вот что это было. Безумие. И оно продолжалось.

Полгода, которые Георгий провел в Чечне, осели на самых дальних задворках его сознания. И лишь иногда из-за какой-нибудь мелочи вроде отдаленных раскатов грома или дыма осенних костров его возвращало в чадящие развалины Грозного, в те странные, жуткие и яркие дни. Потрясающе чистым был каждый рассвет, страшна и прекрасна каждая ночь, еда была не еда, а пища, а хлеб был хлебом насущным. Близость смерти превращала быт в бытие.

Так и сейчас вид медали невольно заставил Георгия вспомнить Чечню. И словно бы сжалось и чуть быстрее забилось сердце. Уже надев плащ, он присел к компьютеру и нашел в Интернете сайт Си-эн-эн:

«Чечня. В районе горного селения Старые Атаги потерпел катастрофу самолет российских ВВС — фронтовой бомбардировщик Су-24. По утверждению пресс-службы федеральной группировки, причина катастрофы — отказ радионавигационной системы. Два пилота погибли. С начала антитеррористической операции общее число погибших российских военнослужащих в Чечне составило 3678 человек…»

Самолет-то, выходит, в самом деле разбился.

Текст факса как бы пустил корешок, привязавший его к реальной жизни.

Информация о гибели бомбардировщика была и на других новостных сайтах. Причина указывалась одна и та же: технические неполадки в условиях плохой видимости.