— Да, Густав. Рюмочку кальвадоса. Рекомендую и вам, — обратился он к Асланбеку. — Я хожу в это кафе уже лет сорок. Здесь замечательный кальвадос. Хозяин выписывает его из Довиля специально для меня. От классического кальвадоса из Кана он отличается очень своеобразным послевкусием. Довиль южнее Кана, яблоки там созревают быстрее и к тому времени, когда начинают гнать кальвадос, чуть-чуть перележиваются. Это и придаст довильскому кальвадосу очень своеобразное послевкусие. Я привык к кальвадосу во Франции, мне пришлось там повоевать. И с тех пор не могу отвыкнуть, хотя понимаю, что эта моя привычка не слишком патриотична.
— Вы воевали во Франции? — почтительно поинтересовался Асланбек, благоразумно удержавшись от вопроса, с кем воевал герр Швиммер.
— Да, господин Русланов, да. Я воевал во Франции. Это было очень давно. Настолько давно, что я даже не помню, что именно я там делал. А вот кальвадос помню. Ваше здоровье, господин Русланов!
— Ваше здоровье, дорогой герр Швиммер!
— Ну как? — ревниво поинтересовался портье, с интересом наблюдая за реакцией Асланбека, бесхитростно махнувшего кальвадос, как водку.
— Замечательно. Просто замечательно.
— А послевкусие? Обратили внимание на послевкусие?
— Ich habe kein Wort![1]
— восхищенно подтвердил Асланбек, хотя не ощутил ничего, кроме ожога крепкого яблочного самогона. — Пожалуй, я не отказался бы еще от одной рюмки.— Warum nein?[2]
— с удовольствием согласился герр Швиммер. — Я вижу, у вас хорошее настроение, — заметил он, сделав знак кельнеру повторить заказ.— Да, сегодня я получил известие, которого давно ждал.
— Это прекрасно, когда есть чего ждать. А я уже в том возрасте, когда не ждут ничего. Я жду весну. Потом жду лета. Потом жду золотую осень, голдене хербст. Потом мечтаю пережить зиму и вновь жду весну. Только не нужно мне сочувствовать. Я не хотел бы поменяться с вами возрастом.
— Вы не хотите, чтобы вам снова стало сорок лет? — переспросил Асланбек. — Герр Швиммер, позвольте вам не поверить.
— Сорок лет мне было в шестьдесят первом году. Ни за что на свете я не хочу снова оказаться в шестьдесят первом году. Молодость — очень трудное время. Проблемы, одни сплошные проблемы. А я уже принадлежу миру Господню в его первозданном виде. Для меня красивый дом — это просто красивый дом, а не тот дом, который я хотел бы купить. Для меня красивая женщина — это просто красивая женщина, произведение искусства. Я любуюсь ею бескорыстно. Я читаю книги, на которые у меня никогда не было времени. И слушаю музыку, которую не слушал раньше. Вот только время идет быстро. Слишком быстро. Почему? Не понимаю.
— В этом вы похожи на моего тестя, — заметил Асланбек. — Он тоже считает, что время идет слишком быстро. Это его ужасно злит. Но он нашел объяснение.
— Очень интересно. Какое?
— Мальчик торопит время, потому что хочет быстрее стать взрослым. Мужчина торопит время до свидания. Женщина торопит время до замужества. Все торопят время. А потом старик изумляется: да кто же так раскрутил этот проклятый маховик часов? Сами и раскрутили.
— Сколько лет вашему тестю?
— Семьдесят восемь.
— Он мудрый человек. За вашего тестя, господин Русланов.
— За вас, герр Швиммер. Как насчет того, чтобы повторить?
— Спасибо, достаточно. Господин Русланов, я подошел к вам не случайно. У меня есть информация, которая вряд ли обрадует вас. Не в правилах нашего отеля вмешиваться в личную жизнь наших гостей, но вы мне глубоко симпатичны. И потому я скажу вам то, чего не сказал бы никому другому. За вами следят.
— Вы уверены?
— К сожалению. У нас, портье, профессиональная память. За вами следят три господина.
— Лица кавказской национальности?
— Не понимаю. Что значит это странное словосочетание?
— Черные, смуглые?
— Нет. Скорее славянской внешности. Думаю, русские. У них очень правильный немецкий язык. Слишком правильный, чтобы быть родным. Вы знаете, что такое Штази?
— Да. Госбезопасность ГДР. Но ГДР давно нет.
— А порода осталась. Мне кажется, они из этой породы. Появились позавчера вечером. Один из них спросил, в каком номере вы живете и когда можно вас застать. Я ответил, что в таких отелях, как наш, не принято беспокоить гостей, поэтому мы не даем никаких справок.
— Он назвался?
— Нет. А теперь незаметно посмотрите на правый угол банка «Кредитанштальт». Видите человека, который читает газету? Это один из них, старший.
Асланбек слегка развернул кресло, как бы устраиваясь поудобней, и внимательно рассмотрел незнакомца. Ему было, пожалуй, немного за сорок. Высокая крепкая фигура. Приличный темно-синий костюм с неброским галстуком. Солидный, но несколько тяжеловатый для весенней Вены. С виду типичный муниципальный чиновник средней или чуть выше средней руки. В Москве он не обратил бы на себя никакого внимания. В Вене в разгар рабочего дня он выглядел как жираф, потому что все австрийские чиновники сидели в это время в своих офисах.
— Вы знаете этого господина? — спросил Швиммер.
— Нет. Но вы правы — он русский. Потому что только русский чиновник может болтаться по городу в разгар рабочего дня и не видит в этом ничего необычного.