Президентский полк

— У Мусы есть братья?

— Двое. Старшему около сорока лет, младшему шестнадцать.

— Где они сейчас?

— Неизвестно.

— Выяснить. Срочно, — приказал куратор.

Вторым главным направлением была признана разработка профессора Русланова и поиск его семьи. Это было поручено подполковнику Литвинову и старшим оперуполномоченным капитану Сонькину и капитану Карпову.

На этом совещание закончилось. Участники его разъехались по своим главкам и конкретизировали задания подчиненным в рамках своего участка работы. Каждый день куратору докладывали о полученных результатах. И хотя никаких существенных результатов не было, куратор принимал доклады к сведению с ощущением того, что работа движется, и движется, в правильном направлении. Телефонный звонок подполковника Литвинова из Вены, в котором тот доложил, что местопребывание профессора Русланова установлено и ведется круглосуточное отслеживание его контактов, окончательно успокоил куратора. «Ситуация под контролем», — проинформировал он директора ФСБ.

Так продолжалось до возвращения из Вены подполковника Литвинова, капитана Сонькина и капитана Карпова. Они прилетели в Москву через два дня после суда в Вене рейсом Аэрофлота. Раньше рейсов Аэрофлота не было. Поэтому оба дня Литвинов и его подчиненные просидели в самом скромном номере в гостинице венского аэропорта Швехат под присмотром австрийских полицейских. Из номера выходить им не разрешалось, а еду они заказывали по телефону в местной пиццерии. За два дня пиццы они наелись на всю оставшуюся жизнь. И хотя они понимали, что ничего хорошего их в Москве не ждет, сообщение о рейсе Аэрофлота восприняли с радостью.

Рейс был утренний, в Москву он прибыл около полудня. У трапа самолета их ждала черная служебная «Волга». Всех троих доставили на Лубянку, посадили в разные кабинеты и приказали написать отчеты о том, что произошло в Вене. Максимально подробные, с описанием всех, даже самых мелких деталей.

Литвинов, Сонькин и Карпов понимали, что начальство уже все знает — из рапорта консула российского посольства, для которого его должность была «корягой» — дипломатическим прикрытием его истинной должности руководителя российской резидентуры и Австрии. Они говорили об этом между собой еще в гостинице, но ни у кого из них не возникла мысль согласовать показания, которые им предстояло дать, чтобы постараться преуменьшить свою вину. Они знали: врать опасно. Любые, даже самые мелкие нестыковки в их показаниях будут означать, что они что-то скрывают. В рамках служебного расследования последует череда допросов, на которых в разных вариантах будут повторяться одни и те же вопросы. В конце концов нестыковки всплывут и станут главной основой обвинения и соответствующих мер — от объявления о неполном служебном соответствии до увольнения из ФСБ.

Да и не видели они никакой своей вины в том, что произошло. Они выполняли приказ руководства. В ходе выполнения приказа проявили вполне оправданную обстоятельствами инициативу: дали знать профессору Русланову, что его семья у них, в расчете на то, что сыщики ГУВД и оперативники ФСБ, занятые этим делом в Москве, чуть раньше или чуть позже семью найдут. Но в своих показаниях этого мотива своих действий они не привели. Потому что оправдываться в таких случаях, а тем более пытаться переложить вину на руководство, — самый короткий и верный путь к бесславной отставке.

Изучив объяснения Литвинова, Сонькина и Карпова, куратор собрал экстренное совещание руководителей всех задействованных в деле служб. Он не стал объяснять причину срочности, а раздал всем ксерокопии рапорта консула и письменных показаний подполковника Литвинова, капитана Сонькина и капитана Карпова. Люди, собравшиеся в кабинете заместителя директора ФСБ, много чего повидали на своем веку, но и на них прочитанное произвело впечатление.

— Сделал он их! — заметил начальник ГУБОП. — Как котят. Ай да профессор! А говорят, что интеллигенция ничего не может. Может. Когда интеллигенция берется за дело, все остальные могут отдыхать. В том числе и политики. Взять наших олигархов. Кем они были? Никем. А кем стали?

— Но после этого они перестали быть интеллигентами, — заметил начальник Главного управления по борьбе с экономическими преступлениями, который чаще других сталкивался с интеллигенцией, которая занялась бизнесом или политикой, а чаще всего бизнесом и политикой одновременно, потому что никакой серьезный бизнес в России не мог быть успешным без поддержки политиков.

— Это еще почему? — удивился начальник ГУБОП.

— В чем разница между интеллигентом и политиком? Интеллигент никогда не врет, а если врет, то вынужденно и с отвращением. Политик врет всегда, потому что он должен верить в то, что несет. Интеллигент всегда во всем сомневается. Политик ни в чем не сомневается никогда. У интеллигента есть совесть. У политика совести нет. Вместо совести у него сплошной патриотизм и желание послужить своему народу любыми средствами.

— Давайте к делу, — прервал наметившуюся дискуссию куратор. — Доложите обстановку. Владимир Сергеевич, начните, — обратился он к Полонскому.