Презумпция любви

Доктор Добжанский припарковал машину во дворе мрачного темно- серого пятиэтажного дома. В маленьком дворе, сплошь заставленном машинами, росли высокие клены — по одному напротив каждого подъезда. Некоторые едва не касались ветками крыши. Когда подошли поближе, Горка увидел, что стены здания были составлены из больших шершавых прямоугольников, как из кирпичей. Маленькие тяжелые балконы походили не то на ласточкины гнезда, не то на бойницы.

Заметив, что Горка с любопытством осматривает дом, Лавров объяснил:

— Довоенный. Крепость. Но внутри всё вполне по барски. Здесь большие чиновники жили. Таких зданий немного осталось.

Квартира оказалась на последнем этаже. Всего на площадке было две двери. Обе современные железные с двумя замками и красивыми металлическими ручками.

Первым порог квартиры переступил доктор Добжанский, за ним Горка и Константин. И сразу оказались в длинном и широком коридоре, по которому запросто можно было бы кататься на трехколесном велосипеде. В овальном зеркале напротив двери отразились два озабоченных мужских лица и одно детское с широко открытыми от любопытства глазами. Ими Горка сразу же зацепился за игрушечный парусник на полке небольшого напольного шкафчика со старым телефоном, на котором вместо кнопок был круглый диск с цифрами. Судя по пропорциям и косым парусам, — это была шхуна. Не прогулочная яхта, а именно шхуна, пригодная для дальних странствий.

Заметив, что спутники снимают обувь, Горка тоже принялся стряхивать с себя вьетнамки, не отрывая при этом взгляда от замечательного корабля.

— Что? Понравилась «Алоиза»? — с улыбкой сказал Лавров. — Ну, так бери. Владей. Будешь на море учить ее плавать. Она давно по капитану скучает.

Горка еще пару секунд выжидательно смотрел на Константина, а потом неуверенно протянул руки к кораблику, осторожно охватил пальцами округлое лакированное днище и стал внимательно осматривать шхунку, начиная от треснувшего киля до грязноватых парусов, прикрепленных к мачтам нитками разных цветов

— Коська, — начальственным тоном сказал Лаврову доктор, — возьми сумку и идите осваивайте с мальчиком «колыбельку». Я переночую в гостиной: мне на дежурство утром. А ты устраивайся в кабинете. Пока я с обедом буду возиться, пусть Гарик примерит то, что в сумке.

— Горка, — поправил Константин

— Хорошо- хорошо, Горка. А какое все же полное имя?

— Игорь, — негромко ответил Горка, с некоторой робостью глядя на строгого доктора.

Про себя подумал, что мама и папа звали его — «Горкой», ребята в школе — «Гошей», а в интернате — «Гуней». Но промолчал, конечно.

После этого уточнения случилось так, что Лавров всегда стал называть его Горкой, а Рудольф Янович — Игорем.

В небольшой комнате с одним трехстворчатым окном и высокими потолкам мебели было мало и царил прямо- таки военный порядок. Кровать аккуратно заправлена пледом. На небольшом письменном столе ничего, кроме письменного прибора с несколькими ручками и ножницами. Маленькая настольная лампа была похожа на человечка в зеленой шляпе, сдвинутой набекрень. Подвесные книжные полки. Пустые. Старый шкаф для одежды с какими- то зарубками на боковинах И все.

— Та- а- к… — протянул Лавров, разглядывая содержимое сумки. — Тут разве что фрака не хватает. Давай, Горка, примеряй.

Из сумки на кровать полетели джинсы, шорты, футболка — в общем все, что требуется мальчику, который оказался среди взрослых без собственных вещей.

Горка посмотрел на всю эту экипировку и сделал шаг назад.

Лавров взял в руки джинсы. Посмотрел на Горку выжидательно, потом сказал:

— Ясно. Я тоже этой возни с тряпками не люблю. Давай просто прикинем к тебе и посмотрим, какой глазомер у нашего Доктора.

— Похоже угадал. Длинноваты только.

Повернул мальчика к себе спиной, приложил к плечам футболку.

— С этим в точку. С остальным разберешься по мере необходимости.

Теперь поможешь мне отсюда в кабинет перебраться. Я постель перенесу, а ты вези за мной чемодан. Вон, у двери стоит.

Константин свернул валиком постель вместе с подушкой, и через вторую дверь справа от стола направился в большую комнату, которую Горка определил как гостиную. А из нее в ту, где стояли два больших книжных шкафа с россыпью беспорядочно лежащих книг, громоздкий письменный стол, красивый трехстворчатый шкаф и большой диван. Эта комната казалась вполне обжитой. На письменном столе лежали какие- то журналы, папки с бумагами и стоял пустой стакан в подстаканнике в виде трех богатырей, держащих круговую оборону. В глубине шкафа сквозь узкое узорчатое стекло в центре виднелась какая- то одежда.

Лавров пристроил постель на кожаном кресле у стола. Сказал:

— Приехали. В этой квартире Рудькины родственники жили. Старшего поколения уже давно нет, а младшее «далече». И знаешь где?! В Новой Зеландии. Вот какое время наступило. Мы с Рудиком об этой Зеландии только от Паганеля узнали. А теперь там Феликс и его чада сок на фазенде распивают из собственных апельсинов, на вулканы любуются.

— А почему та комната, где Вы спали, «колыбелька»?