При опознании - задержать (сборник)

Ранней осенью двадцатого года в Совнарком пришло письмо из Гомельской губернии. Не письмо, а крик души. Секретарь Совнаркома Фотиева, разбиравшая почту, обратила внимание на то, что письмо было написано детской рукой, аккуратным ученическим почерком, с правильным, как требуют прописи, наклоном. И знаки препинания расставлены грамотно. Конечно, ребенок писал под диктовку взрослых.

«Дорогой наш товарищ Ленин, — читала Фотиева, — советскую власть мы числим своею и желаем ей и вам, как главе власти, нашему дорогому вождю, долгих лет жизни. Мы исполняем все декреты советской власти, живем в мире с ее представителями. Но вы же прислали к нам каких-то партийцев-грабителей. Они разоряют церкви, тащат оттуда кресты, дорогие чаши для причастия. А то войдут в хату, приставят ко лбу револьвер и требуют золото. Даже срывают с шеи крестики и с пальцев кольца. У акушерки Авдотьи Столяровой сняли серьги. А когда та назвала их бандитами, ее в погреб на ночь посадили. Ицку Злотника тоже сажали в яму, золото вымогали… Они проводят сходы и на сходах говорят правильные речи, призывают за советскую власть, говорят, будто это вы, товарищ Ленин, приказали отнимать у людей все золото для революции. Их, комиссаров, двое…

Наш председатель сельсовета проверил мандат. Он выдан Сорокину Максиму Осиповичу. Там записано, что этому Сорокину предоставлено право выявлять и брать на учет и сохранность все ценное и культурное, что осталось от царизма. Мандат подписан Вами, товарищ Ленин. Вот они с этим мандатом и грабят направо и налево. Ну пускай бы у богатеев золото отбирали да у разных там торгашей, а то ведь у простых селян…»

Фотиева достала книгу, в которой регистрировались выданные в последнее время удостоверения и мандаты, долго искала там фамилию Сорокина и не нашла. Расспросила других работников секретариата: может, кто-то из них знает что-нибудь о Сорокине. Нет, никто ничего не знал. Взяла папку с бумагами для доклада, сверху положила это письмо и вошла в кабинет к Ленину.

— Владимир Ильич, — спросила она, — вы не знаете Сорокина Максима Осиповича? Он не был у вас на приеме?

— Сорокина? Максима Осиповича? — Ленин на секунду задумался, оторвавшись от бумаг. — Нет, такого, кажется, не знаю.

— Мандат на это имя вы не подписывали?

— Не помню. А в чем дело?

Фотиева протянула Ленину письмо.

Ленин прочел его, глянул на Фотиеву, пожал плечами, стал перечитывать. Потом положил на стол, прикрыл ладонью.

— Неужели мы этому Сорокину выдали мандат? — потер лоб. — Не могу вспомнить. А что вы скажете, Лидия Александровна?

— В наших журналах регистрации Сорокин не значится. Я такого тоже не знаю.

— Если тут все написано верно, — Ленин постучал пальцем по письму, то это бандитизм в чистейшем виде.

— А может, мандат подделан?

— Вот что, Лидия Александровна, — встал Ленин, — срочно познакомьте с письмом Дзержинского. Пусть сегодня же свяжется с Гомельским губчека, проверит, что это там за уполномоченные. Если всё, как в письме, надо их незамедлительно арестовать.

Оставшись один, Ленин еще какое-то время раздумывал об этом письме и о неведомом Сорокине, которому он якобы подписал мандат. Настораживало то, что письмо анонимное и написано ребенком под диктовку. Кто-то из взрослых спрятался за детский почерк, побоялся открыться. А кого и чего ему бояться? Мести со стороны бандитов или ответственности за клевету, если в письме неправда.

«Сорокин… Сорокин… Направлен в Гомельскую или тогда еще Могилевскую губернию для взятия на учет и сбора культурных и исторических ценностей… И когда же я мог подписать ему мандат?» Думал, силился вспомнить этого человека. Разумеется, за последние недели перед ним прошло множество людей. Принимал их в кабинете, встречался на собраниях, совещаниях, соприкасался по разным делам и вопросам. Сотни фамилий и лиц… Попробуй вспомни этого Сорокина. Многим за это время подписывал мандаты, удостоверения, мог среди них оказаться и Максим Сорокин.

«Культурных и исторических ценностей… — мысленно повторил Владимир Ильич. — Да это же по ведомству Луначарского!» И он наконец вспомнил: не так давно нарком просвещения Луначарский заходил к нему с готовыми мандатами, где была именно такая формулировка. Вот почему в секретариате не нашли никаких следов.

«Мы рассылаем уполномоченных по губерниям, — сказал тогда Луначарский, — и они будут иметь дело не только с учреждениями, подчиненными нашему наркомату. Поэтому мандат должен иметь более авторитетную силу. С мест идут тревожные сигналы, некоторые местные товарищи изрядно наломали дров — закрывают и даже разрушают соборы, и уже немало утрачено исторических памятников и ценностей…»

Луначарский был в своем кабинете, когда ему позвонил Ленин.

— Знаю Сорокина, — ответил на вопрос Ленина. — Большевик. Интеллигентный и ученый товарищ. Историк, искусствовед, отменный специалист по византийской культуре и по русским древним иконам.

— На этого специалиста-византийца поступила жалоба.

— От какого-нибудь попа?