Прямое попадание

Ренли не понимал одного: Батталья вел в бой одну молодежь. Большинство моих коллег были детьми, только что закончившими юридический колледж. Они оставались на госслужбе недолго – до тех пор, пока их не переманивали частные фирмы и высокие гонорары. Ровесник Ренли уже давно был бы начальником отдела или шишкой в администрации, то есть не совершал бы рядовых выездов и не был бы моим подчиненным. Даже если я смогу успокоиться, у Бренниган хватит сообразительности, чтобы понять, что дело нечисто. Я всех подвергаю смертельной опасности.

Он опустил правую руку – с пистолетом – пониже, но оружие все равно было видно.

– Никогда не поручайте насильнику мужскую работу.

– Что? – спросила я.

– Дени не должна была погибнуть. Может, тебе удастся расслабиться, если я скажу, что на самом деле я не убийца. Ну, то есть не собирался им становиться. Ты должна помочь мне выйти отсюда, и я исчезну, не причинив тебе никакого вреда. Но мы никуда не пойдем, пока ты не возьмешь себя в руки.

Я не поверила ни единому его слову, но поняла, что он не двинется с места, пока не пройдет дрожь.

– Что вы хотите сказать? Может, я успокоюсь, если вы объясните, почему Дени умерла.

– Два слова: Энтони Бейлор, – Ренли прислонился спиной к перилам.

– Вы знали его по Флориде?

– К великому сожалению моего отца. Бандит, хулиган и все такое прочее. Я познакомился с Энтони во время своего недолгого пребывания в тюрьме для несовершеннолетних. Для делинквентов. Старомодное слово, сейчас его не услышишь, да, Алекс?

Я была уверена, что мы проверяли, нет ли у Ренли судимостей, и получили отрицательный ответ.

– Удивлена? Тогда мне было пятнадцать. У отца был очень хороший адвокат. Дело закрыли из-за моего возраста. А он забрал все фотографии и отпечатки пальцев. Большинство адвокатов, как ты, очевидно, знаешь, ленятся это делать. Однако в той ситуации были и свои плюсы. После знакомства с Энтони мне не пришлось больше воровать. Всю жизнь я любил красивые вещи. И никогда не мог себе их позволить. Но мне удавалось получать приглашения на вечеринки в нужные дома. А недели через две я звонил Энтони, рассказывал ему о расположении комнат и о распорядке дня хозяев, обеспечивал себе алиби на время кражи – вот так и сложилась моя первая неплохая коллекция антиквариата. Флорида-Кис стал для меня тесноват, поэтому я двинул на север. К тому моменту, когда Энтони загребли надолго, я уже вел процветающий бизнес в Палм-Бич. Богатые старушенции меня обожали…

– А кража в музее Гарднер?…

– Не глупи. Я бы никогда не решился на такое. Кроме того, десять лет назад Энтони как раз отдыхал в местах не столь отдаленных.

– Но он совершил кражу в музее Амхерсте. За это его посадили в тюрьму в Нью-Йорке.

– Совершенно верно. Один из воров, что вломились в Гарднер, спланировал и операцию в Амхерсте. Энтони взял на себя его вину, когда его поймали с картинами.

– Но не сдал его?

– В этом на него можно положиться. Полагаю, вашему приятелю Чэпмену с ним приходится трудно.

– А Дениз Кэкстон?

– Думаю, теперь-то вы уже знаете, что Энтони и Омар провели какое-то время в одной камере. Омар занимался этой идиотской перепиской с богатыми разводящимися дамочками. Он начал хвалиться этим перед Энтони. Рассказал о Кэкстонах и об их связях в мире искусства. Бейлор тут же вышел на меня. Я был знаком с Дени и Лоуэллом – все в нашем бизнесе их знали. Мы с Энтони использовали Омара, чтобы подобраться поближе к Дени.

– Она действительно наняла его убить Лоуэлла?

– Она не желала смерти мужа. Просто хотела его припугнуть.

По моему мнению, пуля, оцарапавшая череп, – неплохой способ запугивания.

– В него стрелял Омар?

– Нет, он перепоручил это Энтони. Тот куда более умело обращается с оружием. Что ж, Алекс, вижу, тебе уже лучше. Ты практически готова идти, – он посмотрел на мои руки, которые я стиснула, чтобы унять дрожь.

– Но как же картины из музея? Ведь все это из-за них?

Ренли не ответил.

– Я знаю, что вы показали одну из них Марко Варелли.

Он посмотрел мне прямо в глаза, чтобы понять, не блефую ли я.

– Эти картины прятали все десять лет, с того момента, как вынесли из музея. Всем известно, Алекс, – всем в моем кругу, – что ворам было трудно сбыть их с рук. Менее существенные работы, конечно, разошлись…

– Но не Рембрандт и не Вермеер.

– Вот почему Энтони попросили связаться со мной задолго до того, как он познакомился с Омаром.

– Воры?

– Я предпочитаю называть их хранителями. Понятия не имею, кто были те филистимляне, что совершили кражу. Их с трудом можно назвать любителями искусства – они оставили нетронутыми многие ценные картины – из-за собственного невежества, полагаю.

Например, «Похищение Европы» Тициана, полотно во всю стену и по ценности превосходящее Рембрандта и Вермеера, вместе взятых.