Причём тут менты?!

— А может, и есть сермяжная правда в его прописанных истинах! Кто его зна! Мне один дядька знакомый из прокуратуры сказал, мол, «он доиграется со своими информаторами»!

— Да какие у него информаторы?!

— Вот и я думаю, раньше никаких не было! Еще по пятьдесят?

— Как говорит Княже, «по полташке», это любая емкость до* половины, бери-ка во-он те кружки!

— Хы! Бр-р! Чем трольше пью, тем дольше брезвею! Дима, а в «Астратур», убивцам, ты звонил?

— Да пока ты ехал, я мог бы всех служащих обзвонить!

— Ну и что?

— Что они скажут! С Тарановым опять перекинулся парой фраз!

— А он?

— Ленинградский почтальон! Бывший гэбист, никакое не доверенное лицо, тоже телохранитель, как Богдан… Что он? Нет, ты меня удивляешь сегодня, Гаррик! Он, ясен нос, сказал, что Василиваныч «всех разочаровал»…

— Кроме читателей! И-ик!

— Прекрати меня перепивать! Переби вать! Вот, а я ему — не трогайте, мол! А он — «кто же говно трогает»!

— Угу. Его не трогают. Но убирают.

— Об этом я не подумал. Черт, а может, этот Таранов тоже подразумевал… это… ну… то… Слшай, Гррик! Двай ще по одной, а птом Васильванычу пзвним, а?

— Врио! Ще по одной! И пзвним! А зачем?

— А скажем, чтоб дурака перестал валять! — на удивление внятно сформулировал я. — И чтоб спрятался!

— Д-вай!

И мы добили «Русского принца» — как те большевики. А потом…

Мы звонили Василиванычу, затем гуляли, обедали в ресторанчике «Старая деревня», звонили ему и оттуда, и позже, когда снова вернулись ко мне, затем я еще раз набрал его номер среди ночи, когда проснулся от Гаррикова бреда насчет «войны мафий» — он переживал даже во сне, что пока все лавры доставались его конкуренту! — но трубку в его квартире никто так и не снял.

А утром следующего дня мы услышали в «Петербургской панораме» по курковскому радио, что когда мы общались накануне в три часа дня, в Василиваныча стреляли.

— Я разговаривал с Тарановым около пол овины второго!

— К черту! Не он же сам, наверное! Суки! Позвони этим скотам и скажи, что через три дня в моем еженедельнике они прочтут много познавательного!

— Давай! Верно! Вот разве если Корнев вернется, объяснит…

— Да это ж все с его санкции!

Возразить нечего! Я промолчал. Так мы и расстались с Гарриком у пресс-центра ГУВД, где «один знакомый дядька» Алферова сообщил нам массу интересного. Даже — «только пока не для печати, мужики» — такую любопытную деталь, что и в Шамиля, «и в Ва-силиваныча стреляли из одного оружия.

— Очень специфического. Вот этого я рас крыть вам пока не могу, но пули в обоих случаях найдены, стандартный девятый калибр, от «Макарова», а следы на пулях настолько характерны, что наши эксперты-трассологи… только не надо думать, что они изучают «трассы», нет, трассология — наука о следах, кхэ-кхэ… короче, эксперты дали уверенное заключение: оружие одно и то же. И еще. Его подстрелили недалеко отсюда, а телохранитель Корнева вышел из Большого дома в два часа дня… Ваш коллега просто герой!

Теперь я и сам склонялся к подобной характеристике. А я еще вчера обзывал его по-всякому! А он! Сохранить самообладание настолько, чтоб самому отыскать пулю, которой тебя продырявили, зажимая рукой рану в предплечье, — это очень похоже на героизм. И очень не похоже на Василиваныча. Он-таки остался в живых, герой!

Я зашел в «МДМ-банк» на Захарьевской, насмешил там всех, продав последний червонец баксов, и, пообедав в кафешке на нечетной стороне Литейного недалеко от Большого дома, пешком двинулся к метро. Что-то неопределенное не давало мне покоя, что-то беспокоило…

Только не подумайте, что я не верю в героизм, чувство долга и благородство человеческой души. Такое мнение может сложиться. Красавица-компьютерщица одного крупного питерского издательства, с которой я не перекинулся и десятком слов, заявила мне как-то, что я «очень язвительный тип». «Хэ-хэ!» — возразил я ей на это обвинение, но так и не стал уточнять, что все это наносное, что на самом-то деле я верую в изначальную чистоту и людскую безгрешность, хоть это несколько и не согласуется с догматической точкой зрения [на этот вопрос]. В любом случае, изначальная греховность снимается крещением, грубо-то говоря…

Просто иногда я имею дерзость подозревать.

Так и в этой истории что-то не давало мне покоя до тех пор, пока я не дошел до станции метро «Гостиный двор». Странные люди в желтых одеждах пританцовывали, лупили в барабанчики и звали великого бога «Харю», именуя его то «Крышкой», то «Рамой». У всех свои развлечения.