Альфред Крэкенторп занимал квартиру в районе Уэст-Хампстед в большом современном доме, не слишком престижном, зато с большим двором, где можно было припарковать свой автомобиль, хотя это отнюдь не приветствовалось теми жильцами, у которых не было машин.
Квартира была с новомодными встроенными шкафами и, очевидно, сдавалась уже с мебелью. Мебель же была такова: длинный откидной стол из клееной фанеры, диван-кровать и разнокалиберные кресла и стулья, совершенно немыслимых пропорций.
Альфред Крэкенторп встретил их с подкупающим дружелюбием, но, как показалось инспектору, немного нервничал.
— Я заинтригован! — сказал он. — Можно предложить вам немного выпить, инспектор?
Альфред приподнял одну за другой несколько разных бутылок, искушая гостя.
— Нет, благодарю вас, мистер Крэкенторп.
— Неужели мои дела так плохи! — Он засмеялся собственной шутке, а затем, резко посерьезнев, спросил, что все это значит.
Инспектор предельно кратко изложил причину своего визита, после чего задал свой коронный вопрос.
— Что я делал во второй половине дня двадцатого декабря? — переспросил Альфред. — Откуда мне знать? Да ведь… ну да, это было три недели назад!
— Ваш брат Харольд смог ответить очень четко.
— Брат Харольд — возможно! Но не брат Альфред. Харольд у нас везунчик и паинька, — добавил он, с чуть приметной завистью и злорадством. — Деятельный, практичный, всегда при деле и тем не менее на все находит время и все делает в точно назначенный срок. Даже если бы его угораздило ну… совершить убийство… это я так, к слову, он спланировал бы его самым тщательнейшим образом, просчитал бы каждую минуту.
— У вас имеются какие-нибудь основания для столь необычного примера?
— Ну что вы! Просто почему-то пришло в голову… хочу, так сказать, предельно образно описать пунктуальность моего удачливого братца.
— Ну а теперь поговорим о вас.
Альфред развел руками.
— Я уже вам говорил — память у меня никудышная — вечно не помню, когда где был… Если бы вы спросили про Рождество, это еще куда ни шло — тут есть за что уцепиться, поскольку мы все провели его в гостях у отца. Хотя на самом деле совершенно неясно, зачем мы к нему заявляемся. Он вечно ворчит, что мы ввергаем его в непомерные расходы, а не приедем, будет ворчать, что совсем забыли старика отца. Откровенно говоря, ездим, чтобы порадовать сестру.
— Значит, и в этом году тоже?
— Да.
— Я слышал, на этот раз праздник был омрачен, ваш отец приболел. Ему действительно было худо?
Креддок умышленно увел разговор в сторону, повинуясь профессиональному чутью, которое не раз его выручало.
— Да, прихватило его крепко. Обычно-то он ест не больше воробья, все экономит… а тут столько еды, да еще выпил — и вот результат!
— Думаете, он просто переел?
— Разумеется. А что еще могло быть?
— Как я понял, доктор Куимпер был крайне обеспокоен.
— Ох уж этот болван! — презрительно выпалил Альфред. — Вы его больше слушайте, инспектор! Паникер, каких мало.
— Что вы говорите? А на меня он произвел впечатление весьма здравомыслящего человека.
— Да полно вам, он же круглый дурак. На самом деле отец не так уж сильно болен, и с сердцем у него все в порядке, конечно, пошаливает иногда. Просто старый хитрец сумел хорошо заморочить этому Куимперу голову. А когда нашего батюшку скрутило по-настоящему, он такой поднял переполох! Куимпер не отходил от него ни на шаг, а у нас все допытывался, что отец ел и пил. Просто какой-то дешевый балаган! — Альфред, сам того не заметив, сильно распалился.
Креддок же решил держать паузу, и это произвело должный эффект: Альфред бросил на него настороженный взгляд и с раздражением спросил:
— Что все это значит? Зачем вам понадобилось знать, где я был в какую-то там пятницу чуть не месяц назад?
— Так, значит, вы помните, что это была пятница?
— По-моему, вы сами так сказали.
— Возможно. Во всяком случае, меня интересует именно эта пятница, которая пришлась на двадцатое декабря.
— Почему?
— Обычная формальность, необходимая для дальнейшего расследования.
— Чепуха! Просто вам все-таки удалось что-то узнать об этой женщине… Я прав? Откуда она?
— У нас пока еще нет полной информации.
Альфред пристально посмотрел на инспектора.
— Надеюсь, вас не ввела в заблуждение странная фантазия моей сестрицы, будто та несчастная — вдова Эдмунда? Надо же было до такого додуматься!
— Эта… Мартина… Она случайно к вам не обращалась?
— Ко мне? Господи, конечно нет! Не смешите меня!
— Вы полагаете, что она скорее всего обратилась бы к вашему брату Харольду?
— Ну естественно! Его имя часто мелькает в газетах. Он человек обеспеченный. Меня не удивило бы, если бы она попыталась выудить у него денежки. Другое дело, что ничего бы у нее не вышло. Харольд такой же скряга, как наш старик. Кто у нас добрая душа, так это Эмма, и, что немаловажно, Эдмунд очень ее любил. Однако при всей своей доброте Эмма не так уж доверчива. Она вполне допускала, что письмо написала какая-то аферистка. И решила на всякий случай пригласить на встречу всю семью и какого-нибудь ушлого адвоката.
— Оправданная предосторожность, — заметил Креддок. — Была назначена определенная дата?