Придет Мордор и нас съест, или Тайная история славян

Мы шастали по улицам Дрогобыча, и я делал открытия, что Божена, возможно, и говорит «ме» и «так», но во многом права. Форма здесь существовала исключительно как памятка. Вся цивилизационная накидка, которые принесли Дрогобычу последние несколько десятков лет, это была дешевка. Все на «авось» и на часок. Какое-то, блин, пост-кочевничество. Точно так же, как и в Польше, только в большей концентрации. «Псевдоамериканизм, — скрежещущим голосом читала Божена, ибо — а как иначе — с собой у нее был томик „Коричных лавок“, —

пересаженный на старосветскую трухлявую почву города, взметнулся пышной, но пустой и тусклой расхожей вегетацией убогой базарной претенциозности»[28]

.

Только на самом деле было намного хуже, чем это напророчил Шульц.

«Тут можно было видеть дешевые, скверно строенные дома с карикатурными фасадами, облепленные ужасающей штукатуркой из потрескавшегося гипса. Старые, кособокие слободские постройки обзавелись наскоро сколоченными порталами, и только взгляд вблизи разоблачал эти жалкие подражания нормальным городским строениям».

Вся штука была в том, что с близкого расстояния приглядываться не надо было. Все это, дешевку и обманку видать было с первого же взгляда. Эта красота была даже не деланной, красота здесь была чисто условной. Наличие красоты только сигнализировалось. Заключалось это в том, что если — к примеру — какой-нибудь торговец, арендующий лавку на рынке, поставил перед этой самой лавкой старый цветочный горшок, в этот горшок напихал земли, а в землю посадил фиг его знает откуда подобранные цветочки, то это никакой, курва, красотой не было. Но это было сигналом, что данный торговец очень желал, чтобы остальные поняли, что в данном месте он хотел разместить нечто красивое, и что делал все возможное.

«Так они и тянулись одно за другим — заведения портных, конфекционы, склады фарфора, аптечные торговли, парикмахерские заведения. Витринные их большие серые стекла глядели косыми или полукружьем идущими надписями из золотых витиеватых литер: CONFISERIE, MANUCURE, KING OF ENGLAND».

«Бог мой», — размышлял я, уже слегка пошатываясь. «Наш упадок», — размышлял я, — «абсолютен. Ведь то, что он презирал, мы считаем вершинами элегантности и фасона. Шульц не выжил бы в нынешнем Дрогобыче ни минуты. Он не стал бы ждать гестаповцев, а сам бы выстрелил себе эти два раза в затылок».

Тем временем, мы реализовывали классический tour de Schulz. Сначала нашли место, где стоял дом, в котором отец Шульца имел свой прославленный мануфактурный склад. Потом подошли к тому дому, где писатель жил. Маржена с Боженой настаивали на том, чтобы войти вовнутрь, но нынешняя обитательница дома — полная тетка с львиной гривой выкрашенных в оранжевый цвет волос — сказала нам валить к чертовой матери, а не то натравит собаку. Божена с Марженой посчитали это элементом местного колорита и сильно этому радовались. У них были маленькие такие блокнотики, в которые они записывали подобного рода вещи. Так что и сейчас они уселись на высоком, побеленном бордюре и начали чего-то записывать.