– Да, мэм, – говорила жена Бентона, спокойно глядя на неё, – да, миссис Спотвуд. Извините. – И поскольку Кэсси не нашла, что ответить, начала снова: – Так вы не знаете?
– О чем?
– Мой муж, он уехал, – сказала она, – уехал на войну.
– Да, – раздражённо сказала Кэсси, – сбежал перед самой пахотой, когда и так рук не, хватает.
И снова собственные слова удивили её, потому что она ни о чём таком не думала, слова сами шли ей на язык неизвестно откуда.
– Так вы не знаете? – тихо спросила женщина, заглядывая Кэсси в глаза. – Не знаете, что тут делается? Неужто так и не узнали, за столько-то лет?
Она замолчала, но Кэсси уже все поняла, и опять это головокружение, словно листва, освещённая солнцем, трепещет у тебя перед глазами. Как странно, когда вдруг что-то узнаешь, когда из темноты неведения вдруг возникает отчётливая мысль, почему-то начинает радостно кружиться голова, даже если то, что ты узнала, – ужасно. Будто вдруг становишься самой собой.
В тот вечер, после ужина, когда Сандер ещё допивал свой кофе, она сказала:
– Послушай, Сандер.
– Чего?
– Я все знаю, – сказала она, сама удивляясь своему бесстрашию. Своей независимости.
– Что ты знаешь?
– Жена Бентона сегодня приходила ко мне.
Он насмешливо оглядывал её. Потом сказал:
– А ты, значит, воображала, что во всем округе, кроме тебя, никто юбки не носит? – загоготал и отхлебнул кофе.
– Ты не понимаешь, Сандер, – терпеливо объяснила она. – Ты думаешь, я к тебе в претензии. Не в этом дело. Мне всё равно. Даже если бы ты побил меня, мне и то было бы всё равно.
Бесстрашие и независимость все ещё не покинули её.
– Ну так чего же ты суёшься?
– А вот чего. Ты ведь прогнал её мужа. Но её прогонять нельзя. Она ждёт ребёнка. От тебя. Ты должен для неё что-нибудь сделать. Если бы ты…
Он хохотал до слез. Потом, уняв смех и утирая глаза тыльной стороной ладони, сказал:
– Так ты думаешь, у меня денег куры не клюют. Оттого-то эта коза, твоя мамаша, и решила меня на тебе женить. А ты думала, я не знаю?! Ну так вы просчитались. Денег у меня нет и не будет. И я плюю на это дело, – он поднялся со стула и снова захохотал. – Но пусть кто-нибудь посмеет сказать, что Сандерленд Спотвуд не способен быть джентльменом. Мне стоит только захотеть! Я джентльмен, и возмещу убытки. Джентльмен я или нет, черт побери!
Он расправил плечи и поднял голову в наивной попытке принять солидную позу.
– Я заплачу этой чёрной кошке и, сверх того, раз она тебе так полюбилась, поселю её у тебя под боком. Соседками будете! Отдам ей в пожизненное .владение халупу, в которой она проживает, плюс сорок акров земли – мой лучший участок. Вот так. Живите в мире.
Он хохотал.
Она молчала, а когда затихли раскаты громового хохота, сказала:
– Сандер.
Он поглядел на неё.
– Сандер, – сказала она, – я только сейчас поняла. Ты совсем не плохой человек. Просто с тобой что-то случилось и ты стал сам не свой. Просто ты тронутый, Сандер.
Он все ещё смотрел на неё, но уже совсем другим взглядом, в котором что-то медленно просыпалось, и вдруг сверкнул глазами, как в тот вечер в «кабинете», когда он сперва обнимал её за ноги, а потом вскочил и выбежал вон.
– Сама ты тронутая, – сказал он, и его голубые глаза засветились влажным блеском, – сама ты тронутая. Чёртова ледышка!
И опять в его взгляде было что-то непривычное.
– Сказать тебе, сказать тебе, о чём я думаю по ночам?
Она промолчала.
– Я бы тебе раньше сказал, да раньше я и сам не знал. Только сейчас вдруг понял. Я думаю: вот была бы забава – растопить эту ледышку! Я затем и полез к тебе в кровать, что хотелось посмотреть, как ты растаешь.