Приди в зеленый дол

Маррей ничего не слышал — ни как рухнула лампа, ни как упал стол.

Перед самым концом Маррей Гилфорт ещё раз на мгновение пришёл в сознание. Ему показалось, что он увидел руку, тянущуюся в темноту сейфа, где точно гнилушки светились холодным светом красное платье, туфелька и письмо. И он с ужасом подумал о том, что теперь раскроется его тайна — они найдут, поймут, узнают.

Но чувство страха проходило по мере того, как он погружался в забытьё, нет, погружался в себя самого, в своё истинное я, потому что теперь ведь он знал о себе всю правду. И нашёл в ней наконец своё счастье.

В тот вечер Сай Грайндер поздно не ложился спать. Он знал, что всё равно не уснёт. И сегодня, как бывало в те времена, когда его мучила бессонница, он отослал Глэдис, а сам остался в гостиной смотреть телевизор. Гостиная была большая, уютная; единственное, что осталось здесь от дома старого Баджа, — это большой камин; стены были обшиты деревянными панелями, сработанными из засохших на территории заповедника каштанов. На одной стене, блестя смазанной сталью и полированным орехом, висели ружья, около них на крюках — два лука, а рядом — колчан со стрелами. На полу возле камина была расстелена медвежья шкура, с другой стороны стоял низкий столик, на котором лежал почти готовый пятифунтовый лук, уже отшлифованный, а возле него — кусочки стекла и наждачной бумаги, моток сыромятной кожи и банка клея.

На каминной полке стоял ящик с ружейными патронами, ваза зелёного стекла, полная скрученных кусочков бумаги, чтобы раскуривать трубку, жестяная коробка с табаком, почти порожняя бутылка хорошего виски, два охотничьих ножа, револьвер, несколько бананов.

Огня в камине не было. На стене, у двери, ведущей в коридор, горела лампочка да светился экран телевизора. Звук был настолько уменьшен, что слышно было, как мягко и печально ударяются о сетку в окне мотыльки, а иногда с гулом летят из темноты какие-то жуки.

Сай Грайндер сидел в кресле перед телевизором, но мысли его были далеко. Его трубка давно погасла, спичек в кармане не было, но он продолжал сжимать трубку в зубах. Он будет сидеть так до последнего выпуска новостей из Нэшвилла, потом пойдёт в спальню и попробует уснуть.

Подошло время новостей. Сай видел диктора с красивым, энергичным, хотя и несколько помятым, лицом, в хорошо сшитом костюме, с тщательно причёсанными тёмными волосами. Он видел, как шевелятся губы диктора, но слова звучали чуть слышно; они едва доносились из того мира, который был для Сая чужим. Сай тяжело откинулся на спинку кресла. Мир, окружавший его сейчас, он создал своими руками.

Вдруг в шёпоте телевизора, который едва перекрывал шелест первой ещё бледной листвы за окном, Сай услышал знакомое имя. Вздрогнув, он наклонился вперёд.

«…в больницу в Паркертоне. Сообщается, что продолжаются попытки реанимировать пациента, однако представитель клиники заявил, что шансов на успех мало. Мистер Гилфорт давно известен как замечательный адвокат, с недавнего времени — член Верховного суда штата. В последние годы он был выдающимся…»

Сай Грайндер поднялся и выключил телевизор.

Он прошёл на кухню, с минуту постоял там, неторопливо подошёл к раковине и наполнил стакан водой из-под крана. На стене над раковиной сияло пятно лунного света. Сай отступил из этой светлой полосы и медленно выпил воду. Потом постоял немного с пустым стаканом в руке.

— Вот черт, — громко произнёс он наконец, — взял да и отравился, а?! — Голос его звучал сухо и хрипло.

Он удивлённо осмотрелся вокруг. Это была его кухня, но все в ней казалось ему незнакомым. Его вдруг охватила ужасная тоска.

Ну что тут делать, если приходишь ночью в пустую кухню, стоишь в лунном свете с пустым стаканом в руке и вдруг чувствуешь, как в горле пересохло, хотя только что пил воду, и как ужасная тоска наваливается на тебя, хотя ты один из тех немногих людей, кто любит одиночество. Что тут делать?

Он медленно поставил пустой стакан на стол и вышел в коридор. Нагнулся, снял туфли и, осторожно держа их в руке, тихонько открыл дверь в комнату дочери и на цыпочках подошёл к её кровати. Штора на окне была задёрнута, и лицо девочки тонуло в темноте. Но Саю и не нужен был свет — он отлично помнил лицо своей дочери. И он долго стоял возле кровати, вглядываясь в её смутно белевшие черты.

Потом вернулся в коридор и прошёл в спальню. Поставив туфли на пол рядом с креслом, он посмотрел на спящую жену. Оконная занавеска была задёрнута неплотно, и свет проникал в комнату, падая на подушку.

Сай на цыпочках пересёк комнату и остановился возле кровати, неторопливо и печально изучая лицо Глэдис. Только теперь он заметил, как похоже оно на лицо девочки, спящей в соседней комнате. Наконец он отвернулся и стал раздеваться.

Раздевшись, постоял посреди комнаты, освещённый лунным светом, соображая, что же следует из этого наблюдения. Его ночная рубашка висела на стуле, там, где её оставила жена. Старомодная фланелевая рубашка, которую не так-то легко натянуть. Сай подошёл к кровати и осторожно залез под простыню. Он знал, что не заснёт. Но лежал тихо, стараясь не шевелиться.