Приемный покой

Но именно в этой непотребности родителей сокрыт главный смысл – выживут те, кто должен. И никак иначе.

Игорь и Олег не выжили. И не умерли. И не сбежали. Они подчинились. Став теми самыми покорными, но всегда готовыми при случае укусить, собако-тиграми.

Укусить друг друга. Укусить друга. Укусить врага. Укусить мир.

И побольнее. Желательно – вгрызться в яремную вену.

Но оставим невнятность изложения того, что подвластно лишь гению, на совести самого обыкновенного рассказчика и вернёмся к Игорю Анатольевичу и его земной истории.

После смерти папы Игорь и Олег вдруг поняли, что взрослым мужикам с нормальными парными органами в том месте, где это и положено, не пристало рубиться из-за детских обид, и они, тщательно пересчитав, переписав и пересыпав нафталином, запрятали их подальше в шкафы своих давно уже отдельных квартир и стали ходить в гости к осиротевшей маме. По очереди. Потому что мама, не вынеся из смерти отца и анамнеза отношений сыновей никаких уроков, по-прежнему полагала Олега слабым и несчастным, а Игоря – сильным и счастливым. Первый, хихикая про себя, этим пользовался. Второй, крепясь, старался этого не замечать.

А позже скончалась и мама.

Так и не дождавшись внуков.

Потому что Олег никого, кроме Ольги, так и не полюбил. Если он вообще был способен любить в общепринятом понимании этого слова, не говоря уже о библейской трактовке.

А Игорь стал отцом уже после того, как маму закопали в январскую мерзлую землю. Перед смертью она попросила его позаботиться об Олеге, сообщив, что родительская квартира достаётся ему. – Игорь крепче сжал матушкину руку. – Ему. Олегу. – Костяшки на пальцах Игоря сравнялись цветом с кожным покровом мгновение тому обездушенного материнского тела.

Через неделю у Игоря родился мальчик. Слава богам, один-единственный. Ольга назвала его… Олегом.

Дальше рассказывать?

Ладно.

Через месяц Ольга Бойцова, прихватив Олега Игоревича, ушла в квартиру покойных родителей, ныне здравствующих Анатольевичей.

Которую ей совершенно бесплатно предоставил собственник.

Который не хотел с ней жить по причине «сына не от него».

«Который не мог перестать её любить, если вообще был способен любить в общепринятом понимании этого слова. Не говоря уже о библейской трактовке»:

Который не мог её не не хотеть.

Который не мог её не не хотеть.

Не мог любить и не мог забыть.

Который, которого, за некоторых, через кое-что, и не для, а за ради и чтобы было…

Короче, «жить надо не для радости, а для совести».[35] Невзирая на всю эфемерность этого понятия, а также причин, его вызывающих. Ха-ха. А вы говорите «мыльная опера…»

Это, скорее, солянокислая оперетта. Такую конструкцию не построит самый оскароносный Джек, потому что жизнь, в отличие от конструкций, не застывшая форма, прочеканенная пером, написанная маслом, вылепленная из глины и построенная из кирпичей. Жизнь – организм. И происходящие в ней процессы подобны живому току крови, биению сердца, дыхательным экскурсиям грудной клетки и гормональной секреции. И жизнь, бывает, болеет. Иногда – хронически.

Так что сейчас Игорь и Олег находились в состоянии беспрестанной борьбы и слежки за ненужной, если задуматься, им обоим игрушкой «Ольгой», поставляемой в комплекте с опцией «ребёнок» – обожаемым сыном Игоря (тест ДНК на отцовство прилагается), с общей на всех фамилией покойного Анатолия Бойцова, с ненавистным Игорю именем «Олег» (нотариально заверенная копия метрики на вечном приколе в портмоне Игоря Анатольевича, оригинал – у Ольги Бойцовой на руках).

И если разобраться толком, хорошо Игорю Бойцову было только на работе – в этом самом родильном доме этой самой многопрофильной больницы.

Он практически жил тут, лишь изредка выходя в мир не за Ольгой, а просто так. Самыми мучительными периодами были для него те недолгие временные отрезки, когда роддом закрывался на плановую помывку. Но и тогда он не мог совсем покинуть больницу – шёл дежурантом в отделение гинекологии, находившееся в главном корпусе.

Вполне возможно, что у стороннего наблюдателя уже слёзы брызнули из глаз и сердце кровью облилось, глядя на столь надрывные реалии жизни Игоря Бойцова. Не стоит. Пустое. Он был вполне счастлив. Как счастлива селёдка «под шубой» на праздничном столе – бесчувственностью, прикрытостью и востребованностью.

* * *

– Пиши: условия – живой плод, температура тела – тридцать шесть и шесть, безводный период – ноль часов. Комбинированный эндотрахеальный наркоз…[36]

– Игорь Анатольевич, а почему не под эпидуралкой?[37]