Пригов. Пространство для эха

Далее события разворачиваются следующим образом.

Дмитрий Александрович громко сообщает собравшимся, что сейчас начнется его вознесение в шкафу на 22-й этаж «Дома студента», во время которого он, останавливаясь на каждом этаже, будет читать свои стихи, постепенно возвышая свой голос над Москвой. Для той надобности он будет открывать дверцы шкафа и вторить собственному голосу, который будет звучать из многочисленных динамиков, расставленных по всей общаге.

На недоуменные вопросы собравшихся, что означает этот таинственный перформанс, отсылающий его участников и зрителей к Вознесению Господню, Дмитрий Александрович улыбается и поясняет, что таким образом он, будучи запертым в шкафу – символе узилища страстей, будет соотносить свой поэтический голос с потусторонним сакральным голосом, звучащим повсюду. Восходя все выше и выше по лестнице, которая еще со времен Древней Церкви была воплощением стремления к гармонии и духовному совершенству, он будет неустанно размышлять об общажном быте, который является общим уделом с первых минут нашего бытования в Москве.

Постепенно лестничные марши с их традиционным запахом пива и мочи, дешевого курева и мусоропровода преобразятся в открытое всем ветрам пространство крыши ДСВ, откуда можно будет взглянуть на сияющий и прекрасный мир, увидеть его электрические огни и вздохнуть полной грудью.

После этого пояснения Дмитрий Александрович входит в шкаф и закрывает за собой его дверцы, а четыре молодых человека мощного телосложения при помощи специальных ремней поднимают шкаф и начинают его вознесение по лестнице на 22-й этаж «Дома студента» на Вернадского.

Из динамиков разносится знаменитое:

Уж лучше и совсем не жить в МосквеНо просто знать, что где-то существуетОкружена высокими стенамиВысокими и дальними мечтамиИ взглядами на весь окрестный мирКоторые летят и подтверждаютНаличие свое и утверждают

Наличие свое и порождаютНаличие свое в готовом сердце —Вот это вот и значит – жить в Москве.

В шкафу темно и жарко.

Шкаф покачивается на руках носильщиков, как на волнах.

Здесь и сейчас самое время задуматься над тем, что делаешь тут, между землей и небом, будучи оторванным от тверди, но еще не достигнув горних небесных селений.

Дмитрий Александрович сам отвечает на собственный вопрос так: «Образ сидящего в шкафу, в скорлупе, в футляре, в шинели давно известен. Некий укрытый, ушедший из мира сего человек подвала и андеграунда, тайного подвижничества – укрытый от внешних взглядов труд души и духа. Как тот же Святой Иероним в пещере, куда, наконец, проглядывает возносящий его к небесам луч высшего произволения.

Так же, наконец, дождался и своего часа вознесения на 22-й этаж человек в шкафу за все свои страдания, муки, потерпленные от мира, как награда за необъявленные духовные подвиги.

Соответственно, поручить это вознесение высшие силы не могли простым работникам подъема и перемещения простых физических и плотских тяжестей на разные высоты и расстояния. Для них это был бы рутинный нефиксированный скудно или щедро оплачиваемый физический труд. Нет, высшим силам на то потребны непрофессиональные руки тех, для кого это, в свою очередь, стало бы подвигом и трудом не мышц, но души и духа».

Святой Иероним в пещере.

Святой Иона во чреве кита.

Святой Маркелл в выгребной яме.

Святой Гермоген в темнице.

Святой Симеон на столпе.

Святой Климент в изгнании.

Святой Кирилл в пещере.

Акакий Акакиевич в шинели.

А Беликов в футляре.

Потусторонний сакральный голос входит в шкаф, в котором сидит Дмитрий Александрович, заполняет лестничные марши, перекатывается эхом по коридорам общежития.

Сейчас в ДСВ почти пусто, потому что его обитатели разъехались по домам или на практику, а абитуриентов в основном селят в Главном здании на Ленгорах. Стало быть, по коридорам общаги на Вернадского бродят редкие представители студенческого сообщества.

На пятом этаже процессия останавливается в очередной раз, чтобы Дмитрий Александрович мог вместе со своим голосом прочитать «Вирши на каждый день»: