Приговор приведен в исполнение. Тайна забытого дела. Тени над Латорицей

Однако ответы старика свидетельствовали, что он совершенно нормален. Бывший медик долго чесал затылок, что-то припоминал и наконец прошамкал:

— Ребро помню. А вот переносицу… Вы бы что-нибудь полегче спросили — столько времени прошло! А с ребром было, по-моему, иначе. Не было у него перелома. Только трещина… Да, да, трещина. Это когда его какой-то военный обработал. Тогда трещина была, но приличная. Кажется, шестого ребра… Да, именно шестого.

— Шурин его говорил, что перелом. Но, возможно, он ошибся.

— Откуда ему знать?! Что он в этом понимает?! Глупости! Раззвонили по всему городку, что ребро, и все, как попугаи, повторяли. Что они знают! Это только мы, врачи, знаем. Был у меня случай: девушку оперировал — аппендицит. А сорока на хвосте принесла — аборт. Жених бросил, родители отреклись. Мало что люди говорят, вы не слушайте. У этого Локкера была трещина — точно. А что касается переносицы, я не лечил, но, кажется, была и такая травма… Так ему и надо, зверь был, а не человек. Я ему полотенцем ребро стягиваю, чтобы трещина заросла, а он зубами скрежещет и кулаком грозит. А вот был у меня больной с раздробленным тазом, так тот…

Старичок, вероятно, долго бы рассказывал разные истории из своей практики, но Ковалю некогда было это слушать.

Бывший врач поклонился по-стариковски медленно и низко и, продолжая что-то бормотать, собрался уходить. Но Коваль его задержал — взял в машину, в которой ждали Романюк и судмедэксперт из Ужгорода. Капитан Вегер, Бублейников и Тур уже уехали на кладбище, где должны были эксгумировать останки Карла Локкера.

Вскоре стали известны результаты экспертизы: у похороненного под именем Карла Локкера человека были раздроблены при жизни руки и ноги, вероятно, во время допросов в жандармерии, сломаны шейные позвонки. Но кость переносья оказалась целой, ребра тоже…

Теперь у Коваля не оставалось сомнений. Нужно было немедленно переключиться на розыск бывшего жандарма Локкера, который неожиданно «ожил» через столько лет…

А догадывалась ли Каталин, что хоронит чужого человека и первый ее муж — Карл Локкер — жив? Или узнала об этом позже? Ведь, вторично выйдя замуж за Андора Иллеша, Каталин так быстро с ним развелась, а потом она, хорошенькая вдовушка с внушительным приданым, не желала и думать о ком-нибудь другом! Не подал ли ей весть о себе зловещий Карл?

А братец ее, Эрнст Шефер, — знал ли он, что Каталин похоронила не шурина, а одну из его жертв? И не потому ли он побледнел и растерялся на допросе, увидев перстень Карла Локкера? Может быть, сразу понял, кто убийца, и с этой минуты не столько боялся следствия, сколько появления Карла, всегда нагонявшего на него страх и ужас?

Но какие претензии мог иметь к нему Карл Локкер? Разве что как к будущему наследнику сестриного и собственного добра? А что известно об их старых взаимоотношениях — Эрнста Шефера и Карла Локкера?

Если бы Коваль взялся сейчас составлять новую схему, он записал бы десятки вопросов, которые красными светофорами выстраивались на пути расследования и отбрасывали его назад, к нулевому циклу. Казалось, все начинается сначала.

Но некогда заниматься писаниной. Главное — разыскать этого, пока еще условно воскресшего, Карла Локкера. А где и как его искать?

«Нет, — подумалось Ковалю, — чепуха какая-то! Не может отец зверски убить собственную дочь, каким бы он зверем ни был! — Подполковник даже оцепенел от этой мысли. — И зачем, какого черта Локкеру через столько лет понадобилось убивать свою жену, дочь и еще одну девочку?! Невероятно!»

После вскрытия могилы Коваль попросил Бублейникова и Вегера проверить все мелкие происшествия, зарегистрированные в милициях Закарпатья в течение суток с пятнадцатого на шестнадцатое июля. Майор сразу же взялся за дело. Вообще его словно подменили. Получив конкретное задание, он проявлял кипучую энергию.

«По существу, хороший человек, — думал о нем Коваль. — Оперативный, энергичный. Хотя и не без недостатков. Впрочем, у кого из нас их нет? Пожалуй, и ему осточертели бумажки. Именно поэтому, дорвавшись до живого дела, он так горячится…»

После обеда Коваль получил нужные ему сведения.

Бублейников и Вегер лично проверяли каждое происшествие, но ничего интересного не обнаружили: пьяницы, подобранные на улицах и отправленные в вытрезвители, мелкие кражи, хулиганство, семейные скандалы — все это не имело никакого отношения к трагедии семьи Иллеш.

Но, просматривая список, поданный Бублейниковым, подполковник обратил внимание на случай в гостинице «Ужгород», где останавливались венгерские туристы, и начал расспрашивать о нем майора.

— Ничего интересного, — ответил тот. — Гражданка из Киева, некая Татьяна Красовская, двадцати лет, пыталась пробраться в гостиницу через окно, по стене. Была задержана. Доставлена в отделение милиции, нанесла оскорбление действием сержанту — помощнику дежурного. Получила свои пятнадцать суток и завтра будет освобождена.

— А зачем она лазила в гостиницу?