Приговор приведен в исполнение. Тайна забытого дела. Тени над Латорицей

В тот вечер Коваль много думал о деле Сосновского. На протяжении всего следствия он впервые не мог ответить на главный классический вопрос юриспруденции, который задавался еще и в давние времена: кому это выгодно? Ни прямой, ни косвенной выгоды гибель Нины Андреевны не могла принести ни Сосновскому, ни, тем паче, ее мужу Петрову.

Оставалась третья гипотеза — фатальное стечение обстоятельств, приведшее к случайной встрече Нины Петровой с ее таинственным убийцей. Нужно эту «неизвестную величину» либо найти, либо признать, что ее не существует.

Сегодня подполковник получил информацию, которая наталкивала на версию совершенно новую и неожиданную.

В ответ на запрос Коваля из одной исправительно-трудовой колонии сообщили, что на обрывке фотографии изображен некий Семенов Владимир Матвеевич, 1906 года рождения, уроженец Минской области, служивший в годы войны полицаем, после отбытия наказания избравший постоянным местом жительства город Брянск.

Коваль немедленно направил в Брянск поручение: прислать ему фото Семенова, данные о нем и выяснить, где он находился семнадцатого мая.

Подполковник и сам не знал, что заставило его так заинтересоваться двойником Петрова. Трудно было всерьез поверить, что именно этот человек из Брянска именно семнадцатого мая прогуливался по лесу неподалеку от дачи управляющего трестом, встретил его жену, пытался ее изнасиловать и убил. Все это было настолько нелепо, что любой юрист счел бы, что морочить себе голову этим Семеновым — означает попусту тратить время и силы.

Так в общем-то рассуждал и Коваль. Но каким-то особым чутьем он угадывал, что в данном случае логика нелогична!

Он не мог не искать. Хотя бы для того, чтобы еще раз проверить самого себя и окончательно убедиться, что следствие по делу Сосновского велось правильно. Только тогда можно будет избавиться от гнетущего чувства, будто бы в какой-то момент допущена ошибка.

Догадка, появившаяся сперва в виде неясного неудовлетворения собой, своей работой, постепенно переросла в убеждение и лишила Коваля покоя. В чем же именно заключалась ошибка, на каком этапе оперативной работы или следствия она возникла и как повлекла за собой неправильные выводы — это предстояло разгадать.

Право на ошибку?

Ошибки бывают разные.

Ошибка ревнивых влюбленных, исправленная первым же откровенным разговором, и трагическая ошибка Отелло. Не найденная бухгалтером копейка, которая заставила его просидеть ночь над проверкой отчета, и ошибка проектировщика, из-за которой разрушается новый дом или может рухнуть железнодорожный мост. Просчет курортника, который в последние дни отдыха остался без денег, и просчет экономиста, который не смог верно указать пути развития хозяйства…

Но страшнее всего — ошибки, которые имеют необратимый характер. Например, ошибка хирурга или ошибка следователя, влекущая за собой и ошибку судебную. И хотя страдают от таких ошибок единицы — больной или невинно осужденный, ошибки эти даже на фоне сотен и тысяч блестящих операций и виртуозных расследований не становятся менее трагическими.

Каждый человек — это целый мир. В нем, как радуга в капле воды, — вся гамма человеческих чувств, вся природа с ее законами, и звезды, и космос, — мир не только многообразный, но и неповторимый. Миллиарды людей — это миллиарды миров, очень похожих и вместе с тем совершенно разных, как отпечатки пальцев. Но оттого, что людей миллиарды, жизнь каждого из них не становится менее значительной и драгоценной. И если больной, который мог бы еще жить и жить, умирает под скальпелем или невинного объявляют убийцей и приговаривают к смерти, — разве же это не преступление перед всем человечеством, перед самой природой?

А в деле, которому посвятил всю свою жизнь Дмитрий Иванович Коваль, есть еще высший судия, имя которому Справедливость. Ради торжества справедливости и провел он свои лучшие годы в тесных милицейских кабинетах, в стенах тюрем и следственных изоляторов, оперируя, как хирург, самые темные уголки больных человеческих душ. Крестьянский сын, любивший хозяйствовать и мастерить, мальчишка бурных тридцатых годов и сержант пехоты в Великую Отечественную войну, он не вернулся ни к плугу, ни к станку, а пошел служить справедливости, во имя которой столько было принесено жертв на родной земле.

Разоблачая преступника, Коваль оправдывал свое рвение тем, что справедливость требует от него забыть о жалости к злоумышленнику. Но в то же время высшая справедливость ко всему человечеству требовала от него честности по отношению к любому человеку, и даже к тому, кто совершил преступление. Потому что нет для человека большей трагедии, чем наказание несправедливостью…

Так или примерно так рассуждал подполковник Коваль, машинально перелистывая тяжелый том энциклопедии. Не без удивления заметил, что взял с полки том на букву «О». Что его могло заинтересовать в этом томе? «Ош»? «Ошская область»?.. И, словно возвращаясь по кругу к мысли, которая все время неотступно преследовала его, понял, что ищет слово «ошибка».