Приговор приведен в исполнение. Тайна забытого дела. Тени над Латорицей

Спустя полчаса Коваль вместе с лейтенантом-оперативником был на квартире Петрова.

Управляющий трестом встретил подполковника в штыки и, не выслушав его как следует, раскричался:

— Безобразие! Поднимаете среди ночи! Я буду жаловаться вашему начальнику управления, до министра дойду! Черт знает что! Возмутительное нарушение законности! После окончания дела искать что-то еще! Чушь какая-то! Ну, ищите, ищите, что вам надо!

Но городская квартира Петрова была Ковалю ни к чему.

— Одевайтесь, поедем в Березовое, — коротко приказал он.

Продолжая огрызаться и угрожать, Петров все же оделся. Непослушными со сна руками с трудом напялил костюм, плащ и, забыв шляпу, спустился вместе с офицерами милиции во двор, где их ждал газик.

Ехали молча до самого Березового. Газик свернул к крайним домам, остановился, и лейтенант отправился звать понятых.

— Вы понимаете, что делаете? — нарушил молчание Петров. — Я вам не пешка какая-нибудь, товарищ подполковник!

— Понимаю, товарищ Петров, — ответил Коваль, — но обыск провести необходимо. Это и в ваших интересах.

На этом разговор оборвался. И опять наступила тишина, слышно было только, как тяжело дышит управляющий «Артезианстроем». Но вот лейтенант вернулся с понятыми — жителями Березового, и газик снова заурчал на дороге.

На даче Коваль прежде всего бросился в гостиную, где не так давно видел халат Нины. Сердце его радостно забилось: халат по-прежнему висел в углу. В гостиной, как и раньше, царил беспорядок, толстый слой пыли все еще лежал на всех вещах, на батареях парового отопления.

— Еще не топили в этом году? — спросил подполковник управляющего.

— Я здесь не живу, — проворчал Петров.

Коваль приподнял рукав халата.

— Это халат Нины Андреевны?

— Да.

Даже при сравнительно слабом электрическом освещении на правом рукаве халата была заметна полоска сажи.

— Дача отапливается паровым котлом?

— Да, «титаном».

— Других печей в доме нет?

— Нет, только в котельной.

— Пойдемте в котельную.

Все двинулись за Петровым, который, отыскав на кухне ключи, вышел во двор.

Дверь котельной, к удивлению самого хозяина, оказалась незапертой. Замок висел на одной только дужке как-то косо и небрежно, словно его набросили впопыхах.

Когда Петров включил свет, все увидели большой «титан» с водяным термометром, тоже покрытый густым слоем пыли. Почерневшая от копоти дверца была полуоткрыта.

Коваль молча снял пальто, закатил рукав пиджака и засунул руку в глубь печи. Несколько секунд он копался там, а затем с торжествующим видом вытащил свернутую в трубку, измазанную сажей тонкую школьную тетрадь.

В полной тишине развернул ее.

«Итак, я живу с убийцей! Я не знаю, что мне делать: хочется куда-то бежать, кричать, но я оцепенела от ужаса!

Я любила его. Я целовала руки, которыми он убивал! Боже, какой ужас!

Нет, я не выдержу этого! Я сейчас закричу на весь белый свет. Он убьет и меня, но теперь мне все равно…»

Коваль быстро пробежал первые строки, написанные неровным почерком, и свернул тетрадь. Нашел взглядом Петрова.

Тот, ничего еще не понимая, но уже предчувствуя беду, пытался сохранить невозмутимость; небрежно прислонившись плечом к дверному косяку, сердито посматривал на подполковника.

И снова встретились их взгляды. Словно скрестились шпаги.

— Гражданин Петров, вы задержаны!

— Да вы что, с ума сошли! Дмитрий Иванович! — вскричал управляющий трестом. — Как вы смеете?

Оттирая тряпкой пальцы от сажи, Коваль приказал лейтенанту:

— Обыщите его!

Понятые испуганно посматривали на Петрова, который стоял с поднятыми вверх руками, пока лейтенант методично обшаривал его одежду.

— Ну, за это вы головой поплатитесь, Коваль, — рассвирепел управляющий. — Я с вас погоны сдеру!

Но подполковник, казалось, уже ничего не слышал. Он молча наблюдал, как лейтенант обыскивал задержанного, и на лице его в эти минуты не было ничего, кроме усталости.

Когда обыск закончился, жестом приказал вывести Петрова из котельной и вернулся в гостиную, чтобы составить протокол.

29

Забыв о сне и вообще обо всем на свете, читал подполковник Коваль испачканную сажей школьную тетрадь.

Шаг за шагом раскрывались перед ним последние дни Нины Андреевны Петровой.

«…Сегодня мир, который казался мне таким прекрасным и незыблемым, в один миг полетел в пропасть. Моя жизнь разбита.

То, что я узнала, не укладывается в голове, мысли путаются, солнце погасло, и воцарился мрак.

Я задыхаюсь. Хочу крикнуть: „Люди, помогите!“, но… молчу. Слово, одно только слово будет стоить мне жизни. Впрочем, я все равно уже мертва, и никто не может меня спасти…»

Коваль перевернул страницу.

«Зимой прошлого года в нашем доме появился новый человек. Муж привел его и сказал: „Это мой двоюродный брат Владимир“.