Приговор приведен в исполнение. Тайна забытого дела. Тени над Латорицей

Кабинет Козуба представлял собою домашнюю галерею коллекционера, влюбленного в искусство. На двух стенах, освещенных высокими окнами, висели этюды и малоизвестные картины Шишкина, Айвазовского, Рериха, и Коваль, не будучи специалистом, конечно, не мог определить, оригиналы это или великолепные копии. Но, увидев в специальных, с двух сторон застекленных шкафах скульптуры и старинный фарфор, подумал, что картины эти, пожалуй, тоже редкие и что приобретены они, скорее всего, по дешевке в те тяжелые времена, когда хлеб дорожал, а произведения искусства обесценивались.

— А за что Решетняка вычистили из милиции? — спросил Коваль, решив при случае поближе познакомиться с коллекцией Козуба.

— Кажется, за связь с классовым врагом, — ответил юрисконсульт. — Точно не помню. Хотя, подождите, подождите!.. — Он потер лоб ладонью. — Да-да, даже смешно… за моральное разложение вроде бы. Что-то там с проституткой у него было. Влюбился. Или просто интрижка. Только начался нэп, все словно обезумели, деньги снова обрели большую силу. Возродился культ сытости, протекционизма, выгоды, даже роскоши. Это было реакцией обывателя на затянувшуюся гражданскую войну, когда деньги обесценились и ничего не стоили. Многих хороших людей совратил тогда нэпманский змей-искуситель. Кто знает, может быть, и оговорили Решетняка, — задумчиво добавил Козуб. — И такое на нашу долю выпадало.

— Кажется, вы у Решетняка незаконченные дела приняли?

— Да, да. Тот, кто оставался после чисток, должен был завершить розыск и следствие. Не рукавица — с руки не сбросишь. Кому-то надо было доводить до конца.

— А помните ограбление Резервного внешторговского банка бывшего Кредитного общества… банка Апостолова? Дело, которым тогда занимались вы и инспектор Решетняк.

— Апостолова… Апостолова… Было что-то такое, было… Но сколько лет! Подробности, пожалуй, не вспомню… — Козуб задумался и вдруг прищурился и спросил, саркастически взглянув на подполковника: — А почему это вас волнует, земляк?

Вместо ответа Коваль задал новый вопрос:

— В ваших протоколах допросов упоминаются Ванда Гороховская, матрос-черноморец Арсений Лаврик, атаман банды под названием «Комитет „Не горюй!“» Гущак.

— Матросика я, Дмитрий Иванович, припоминаю. Жаль его было. Жертва времени. Парень молодой, глупенький. Влюбился, оставил пост ночью и проворонил грабителей. Его трибунал расстрелял за измену революции. А девушку эту… не помню фамилии…

— Гороховская, — повторил Коваль.

— Да, может быть. Ее мы в конце концов выпустили. Она ничего не знала, не видела и никакого отношения к этой истории не имела. Да какого, извините, лешего ворошить вам все это? — засмеялся Козуб. — На пенсию собираетесь, что ли? Историю милиции хотите написать?

— Нет, Иван Платонович, на пенсию не уйду, пока меня «не уйдут». — Проницательный человек мог бы услышать в голосе Коваля оттенок грусти. — Дело в том, Иван Платонович, — медленно, словно раздумывая, говорить или нет, — добавил он, — в том, что вышеупомянутый Гущак снова появился на горизонте. Он не погиб, а сбежал за границу. Жил в Канаде. А сейчас вернулся на родину.

— Гущак — говорите? — Глаза юрисконсульта загорелись, шея вытянулась. — Жив? Инте-ре-сно! Значит, живой… Вон как!.. Сколько же ему сейчас лет? За семьдесят, пожалуй? Ну и ну! Никогда бы не подумал. Теперь понятно, зачем вы старое дело подняли… А с Гущаком и я хотел бы познакомиться. Хоть одним глазком взглянуть. Тогда не удалось, так теперь бы посмотреть на этого неуловимого. Познакомите?

— Не смогу, — Коваль пристально следил за выражением лица юрисконсульта. — К сожалению, не смогу, — повторил он. — Гущака уже нет в живых.

— То есть как?! Вы же сказали — вернулся.

— Вот так и получилось, Иван Платонович. Словно бы вернулся человек, чтобы здесь, на родине, погибнуть. Несколько дней назад под электричку попал.

И Коваль принялся рассматривать стоявшую на столе серебряную статуэтку дискобола, как бы между прочим бросая взгляды на Козуба.

Юрисконсульт сказал после небольшой паузы:

— Да-а… Не повезло старику… Но мне его не жаль… Кто знает, сколько жизней на его совести. А ограбление банка? Нет, значит, родная земля не простила… Зачем он вам? Собственно говоря, даже не он, а его останки? Кому нужен этот обломок старого мира? Да и срок давности, уважаемый Дмитрий Иванович…

Ковалю вспомнились рассуждения Субботы, и он подумал, что, на первый взгляд, и следователь, и Козуб правы.

— Нас не сам Гущак интересует, а то, что было связано с ним. Ценности-то и до сих пор не найдены. А что касается срока давности, то ни одно уголовное дело не считается законченным, пока преступление не раскрыто. И время от времени к нему возвращаются. Это вы должны знать.

— А украденные ценности давным-давно прахом пошли во всяких Канадах.

— Трудно сказать… — задумчиво произнес Коваль. — Это еще требуется доказать.