Приговорённые

Один только вид Белодымова выводил его из себя. На службу тот являлся разодетым, как на официальный прием в высших эшелонах власти. Костюмы по последней моде, яркие галстуки, запонки из драгоценных металлов, перстни на руках. Каждые полгода стабильно менял автомобили, приобретая все более и более дорогие иномарки. Недовольство среди рядовых сотрудников по этому поводу росло изо дня в день. Шептались, обсуждали, не понимая, почему генерал так упорно с коррупционерами борется, а собственного заместителя приструнить не может. Но даже не это больше всего раздражало генерала. Самой неприглядной чертой характера своего заместителя он считал банальное хамство, которое сам Белодымов почему-то считал остроумием.

– Оставьте меня! Вы тоже, Виктор Викторович… выйдите отсюда! – тем же резким тоном потребовал Сиверский, закрывая перед лицом Белодымова двери гардеробной. Он хотел остаться наедине со своим горем, рядом с которым клоунада была кощунственна.

Белодымов побледнел. Улыбка исчезла с его лица, а глаза наполнились холодным блеском. Он не привык, чтобы с ним обращались подобным образом, да еще в присутствии рядовых сотрудников. Он – второе лицо в питерском УБОПе, а не какая-то там мелкая оперативная сошка.

– Забываешься, старый хрыч! Ну да ничего, не вечно тебе править… – прошептал Белодымов вслед закрывшемуся в гардеробной генералу.

На своем веку Сиверский повидал немало. Только как бы за годы службы в полиции ни огрубело его сердце, оно все равно не успело покрыться бронированным панцирем, не поддающимся воздействию ржавчины смерти. Сиверский смотрел перед собой, чувствуя, как кровь начинает кипеть в его венах, превращаясь в неуемный черный поток, готовый вырваться наружу криком безумной боли. Сжав зубы, он сдержался, поднес холодные ладони к лицу, стал с силой растирать ими лоб. Ему хотелось ломать стены, крушить все на своем пути, но он не мог себе этого позволить. Глубокий вдох, выдох… снова и снова, пока пульс не перестал судорожно биться, пока невидимая рука не отпустила горло, освободив дыхание. Наконец сумев подавить последние остатки эмоций, он вновь поднял взгляд.

Тело главного врача Института онкологии Вениамина Белецкого еще не успели снять с так называемой виселицы. Конструкция была проста, но замысел казался слишком жестоким для обычного самоубийства. К проходившей под потолком отопительной трубе был прикреплен широкий собачий поводок из плотной кожи, заканчивающийся металлическим ошейником, с внутренней стороны сплошь усеянным шипами. Такие ошейники еще называют жесткими. Ошейник плотно облегал шею Белецкого. Внутренние шипы глубоко вонзились в тело, разорвав не только кожу, но и проходившие под ней главные артерии. В течение нескольких часов кровь струилась по телу Белецкого, насквозь пропитав его одежду и брошенную кем-то на пол соболью шубу. Его обескровленное лицо превратилось в восковую маску, с выпученными от нехватки воздуха глазами и вывалившимся изо рта языком. Шансов выжить у Белецкого не было.

– Что же с тобой случилось, Веня?..

Сиверский привстал на табуретку и слегка подрагивающей рукой прикрыл Белецкому веки. Целых пятьдесят лет дружбы связывало его с этим человеком. Пожалуй, ближе друга у него не было. Постояв несколько минут у его тела в полном молчании, Сиверский громко произнес:

– Если следователь закончил, снимите его немедленно… Пусть отвезут в морг и приведут в божеский вид… Только тогда предъявите тело родственникам… Да, соберите всех сотрудников в зале.

Через несколько минут члены следственной бригады уже собрались вокруг Сиверского, обступив его со всех сторон. Генерал не торопился, стараясь заглянуть в глаза каждому из них. Равнодушных было много. Нет, скорее не равнодушных, а привыкших ко всему и бесконечно уставших людей. Смерть Вениамина Белецкого их нисколько не трогала. Для них он был очередным объектом осмотра и исследования, с которого можно собрать улики.

– Коллеги! Мне тяжело говорить… как никогда тяжело! – наконец промолвил Сиверский, нарушив повисшую в воздухе тишину.– Сегодня я не буду отдавать приказы, я хочу обратиться к вам с просьбой. С одной-единственной, но очень важной для меня просьбой. Я верю в вас, я ценю ваш профессионализм, я надеюсь на вас… Да, именно, я надеюсь… Не многим из присутствующих известно, что меня связывало с погибшим. Так вот, меня с ним связывала целая жизнь… Я не буду просить вас совершить невозможное… нет. Я просто хочу знать, что случилось с моим другом… Вениамином Белецким. Поставьте себя на мое место, взгляните на происходящее моими глазами, поймите мою боль…– последнюю фразу Сиверский произнес практически шепотом, и все-таки она была услышана.– Я надеюсь на вас, товарищи офицеры!