Приговоренные к войне

Последние слова Упыря были адресованы персонально главе вражеских парламентёров. Командир землян смотрел на локосианина в упор и вбивал в него слово за словом:

– Чем не война Белой и Алой Розы? Вы хотели зрелищ? Вот и смотрите. Но в исполнении собственных артистов.

Такого ликующего рёва, громогласного торжества кровожадной ненависти, я ещё в жизни не слыхал! Упырь уверенно номинировался на звание наиболее успешного харизматического лидера народных масс… всех времён и народов.

«Белым» и «красным» раздали самые настоящие гладиусы.^* Уж в чём, в чём, а в подлинном оружии у ЭТОЙ армии недостатка не было.

И прозвучал трубный глас…

Ясное дело, они не сразу кинулись убивать друг друга. Но из толпы землян тут же появились несколько стихийных «заградительных отрядов». Воины принялись подталкивать оцепеневшую массу пленников к решительным действиям.

Обречённых локосиан, как скот, кололи копьями. Пока не насмерть. Однако, для острастки, некоторым «гладиаторам», совсем уж безвольно застывшим – попросту снесли головы с плеч. На траву плаца пролилась первая кровь чужаков. Рухнули первые трупы… И в этот миг до пленников, разделенных на две половины по семьдесят одному «бойцу», дошло – пощады не будет.

Они поняли, что больше нет собратьев и сородичей, а есть те, кто неизбежно выберет жизнь ценой смерти каждого из них. И есть временные союзники, которые помогут остаться в живых. И случилось невероятное – пусть инопланетные, но всё же ЛЮДИ, локосиане постепенно становились сначала обычными животными, а потом – настоящими хищными зверями… Они неумело махали мечами, нанося страшные раны. Они не убивали, потому как не были этому обучены… они ПЫТАЛИСЬ УБИТЬ!

И это было куда страшнее. От этих ран можно было умереть только спустя время, и только после невыносимых мучений. Поле «дилетантского» побоища напоминало месиво из шевелящихся окровавленных тел. Его окутало марево воплей и стонов…

Хотя я в своей армейской жизни ВСЯКОЕ повидал, но более отвратительного зрелища – не довелось! Мой пульс продырявил все плоскости височных костей, вырываясь наружу, но я его не слышал. Я впал в общий транс. Я был частичкой обезумевшей толпы! И хотя я жаждал не крови, но мщения – кровь властно вторглась в мои мысли и действия. Я что-то вопил… И этот ничтожный вопль был песчинкой в ужасающей буре рёвущей толпы…

Опомнился я, когда на пустыре остались выжившие. Пятеро окровавленных чужаков, судорожно сжимавших мечи. Они беспрестанно озирались, не в силах поверить, что весь этот кошмар несусветный уже закончился, а они остались в живых. Несмотря на красные пятна и брызги – их повязки считались условно «белыми». Все пять. «Красные» проиграли битву…

Весь центр пустыря был усеян окровавленными телами, многие шевелились, издавая и исторгая жуткие, нечеловеческие звуки и вопли. Когда же до пятёрки победителей наконец дошло, что им посчастливилось выжить, они уцепились друг за друга… да так и замерли в этом изнеможенном «объятии». А над пустырём громыхал многоголосый рёв тысяч воинов, приветствовавших их.

На этих пятерых смотрели уже без ненависти. Их теперь уважали. За то, что во взглядах пятёрки выживших осел горький пепел этой первой настоящей победы. Пепел, которым скорбно посыпают не головы, а глаза.

Матёрые Воины приветствовали Воинов новорождённых.

И в этот миг, шаря взглядом по ликующей толпе, я наткнулся на фигуру, возвышавшуюся позади общего строя, стоявшую на чём-то, может быть, на пне…

Мой взгляд споткнулся о кричащие, налитые болью глаза, и я узнал их…

Амрина!!!

«Любимая, как ты здесь оказалась?! Я же тебя просил…»

Она отшатнулась, как от удара. Закрыла глаза. Безвольно опустилась вниз.

…Горе-парламентёры, прихватив окровавленных новоявленных гладиаторов, спешно отбыли. Земляне им не препятствовали. Они даже не ответили на проклятия в свой адрес, перемежаемые обещаниями всяческих репрессий, карающих за массовое смертоубийство.

Монолитной стеной стояли воины разных эпох истории Земли, спаянные общей ненавистью. Молча. Снисходительно глядели они на локосиан, которые спешно удалялись, то и дело оглядываясь. Глядели земляне на чужаков презрительно, как на юродивых.

Что слова, пусть и обидные? Собака лает – ветер носит…

Мы сидели в сумеречной тишине нашей комнаты. Даже сверчок предпочёл сегодня отмолчаться. У нас же такой спасительной возможности не было.

Она нашла в себе силы заговорить первой. Только то и спросила:

– Алексей, правда… что одним из тех, кто отдал этот приказ… был ТЫ?

– Правда… – выдавил я. – Только не отдал приказ… а одобрил его. Хотя, может быть, это и близкие понятия, учитывая мой особый статус… Но чего ты хочешь от меня, малыш? Я никогда не обещал тебе, что не буду воевать с твоим народом… Я не виноват, что полюбил дочь врага. Не требуй от меня невозможного. Я не смогу уйти от этого. Лучше вспомни… не было ли твоего одобрения, устного или молчаливого… когда решались наши судьбы на потребу вашей цивилизации?

Я ДОЛЖЕН был произнести эти жестокие слова.

Она резко вздрогнула, будто её хлестнули кнутом по телу.