Приятель фаворитки. Царственный пленник

Он открыл дверь, втолкнул меня в комнату и закрыл ее. Я очутился в маленькой, богато убранной гостиной. Сперва мне показалось, что я один, так как комната была слабо освещена двумя свечами, но вскоре разглядел женскую фигуру, стоявшую у окна. Я понял, что это принцесса; подошел к ней, опустился на колено и поднес к губам ее руку. Она не двинулась и молчала. Я встал на ноги, силясь разглядеть ее в сумраке, увидел ее бледное лицо и сияние ее волос и сказал, не отдавая себе отчета в своих словах:

– Флавия!

Она вздрогнула и оглянулась, потом кинулась ко мне и схватила за плечи.

– Не стойте, не стойте! Вы не должны стоять! Вы ранены! Садитесь сюда, сюда!

Она заставила меня сесть на диван и положила мне руку на лоб.

– Как горяча ваша голова! – сказала она, опускаясь на колени около меня, потом прильнула головой к моему плечу, и я услыхал ее шепот: – Дорогой мой, как горяча твоя голова!

Любовь ясновидяща и, благодаря ей, даже человек недальновидный понимает чувства любимого существа. Я пришел с намерением покорно просить прощения за свою прошлую дерзость, а вместо того сказал:

– Я люблю вас всей душой и всем сердцем!

Что смущало и огорчало ее? Не ее любовь ко мне, а страх, что я играл роль влюбленного, играя роль короля, и принимал ее поцелуи со скрытой насмешкой.

– Всей душой и сердцем! – повторил я, пока она прижималась ко мне. – С той минуты, как увидел вас в Соборе, для меня существует только одна женщина в мире – и никогда не будет другой. Но да простит мне Бог зло, которое я причинил вам.

– Они принудили вас к этому! – возразила она быстро и прибавила, поднявши голову и глядя мне в глаза. – Для меня не могло быть разницы, даже если бы я знала правду. Я люблю вас, а не короля! – она приподнялась и поцеловала меня.

– Я хотел сказать вам всю правду, – продолжал я. – Я начал говорить на балу в Стрельзау, когда Зант прервал меня. После этого я не мог, я не мог решиться потерять вас, пока, пока не было необходимости! Дорогая моя, из-за вас я едва не предоставил короля погибели!

– Знаю, знаю! Что нам теперь делать, Рудольф?

Я обнял ее и прижал к себе, говоря:

– Я уезжаю сегодня!

– Нет, нет! – вскричала она. – Не сегодня!

– Я должен ехать сегодня, пока меня не видели. Зачем вам желать, чтоб я оставался, разве…

– Если бы я могла уехать с вами! – прошептала она очень тихо.

– Господи! – сказал я резко, – не говорите об этом! – и я слегка оттолкнул ее от себя.

– Почему? Я люблю вас. Вы такого же благородного происхождения, как и король!

Тогда я изменил всему, чему должен быть верен. Я схватил ее в свои объятия и умолял, страстно и безумно, уехать со мной, вызывая всю Руританию на бой. Она слушала меня, глядя удивленными, ослепленными глазами. Но под ее взглядом мне стало стыдно, голос мой замер, и я замолк.

Она освободилась из моих объятий, встала и оперлась о стену, пока я сидел на краю дивана, дрожа всем телом и сознавая, какую подлость я совершил. Мы долго молчали.

– Я – безумец! – сказал я мрачно.

– Мне нравится ваше безумие! – отвечала она.

Она отвернулась от меня, но я заметил слезу на ее щеке. Я ухватился за диван, ища опоры.

– Разве любовь главное в жизни? – спросила она тихим, кротким голосом, который внес спокойствие даже в мое истерзанное сердце. – Если бы любовь была главное, я бы ушла с вами на край света; сердце мое в ваших руках! Но разве любовь главное?

Я не отвечал. Мне стыдно вспомнить теперь, что я не хотел помочь ей.

Она подошла и положила руку на мое плечо. Я взял ее руку в свою.

– Я знаю, что говорят, будто любовь главное. Может быть, для иных оно и так. О, если бы я была из их числа! Но если бы любовь была главное, вы бы предоставили королю умереть в тюрьме.

Я поцеловал ее руку.

– Честь связывает также и женщин, Рудольф. Мой долг – остаться верной моей родине. Не знаю, почему Бог позволил мне полюбить вас, но знаю, что должна оставаться здесь.

Я не отвечал; она замолкла на секунду, а потом продолжала:

– Я всегда буду носить на пальце ваше кольцо и вашу любовь в своем сердце. Но вы должны уехать, а я остаться. И вероятно придется сделать то, что для меня горше смерти.

Я понял, о чем она говорила, и вздрогнул, встал и взял ее за руку.

– Поступайте, как хотите или как должны! – сказал я. – Может быть, сам Бог направляет вас. Моя участь легче; ваше кольцо останется у меня на пальце, ваша любовь в сердце, и никакая другая женщина не войдет в мою жизнь. Итак, да укрепит вас Бог, дорогая моя!

Внезапно нас поразили звуки пения. В часовне замка пели панихиду по умершим в этот день. Мне казалось, что поют отходную нашему погибшему счастью, что молятся о прощении за нашу любовь. Тихое, кроткое, скорбное пение доносилось то тише, то яснее, пока мы стояли, держась за руки, друг против друга.

– Моя красавица королева! – сказал я.

– Мой верный рыцарь! – отвечала она.

– Может быть, когда-нибудь увидимся! Поцелуйте меня и идите!

Я поцеловал ее; но при прощанье она вдруг прижалась ко мне, тихо шептала мое имя и без конца повторяла его. Так я расстался с нею.