Читаем Приют для бездомных кактусов полностью

Отец Максим присел перед кроватью и поглядел в серое тещино лицо. Теть Надя приоткрыла глаза, посмотрела на отца Максима и произнесла что-то гортанное.

– Теть Надь, а по-русски, а? никак? – Отец Максим погладил ее сухую холодную руку.

Теща снова поглядела и устало, через силу, сказала что-то более длинное и такое же непонятное и закрыла глаза.

Отец Максим поднялся. Он был в спортивных штанах и белой домашней футболке.

– Вот так всё и говорит, на своем, – зевнула Вера Петровна. – Только по жестам понимаю.

Дав обычные поручения, отец Максим ушел к себе облачаться. Нужно будет сходить на приход, поглядеть, как там всё, вывести машину и – в город. Три с половиной туда, три с половиной обратно, если с трассой повезет.

Отец Максим быстро натянул рясу, ощупал себя, всё ли взял. Раньше до двери его Машка провожала, потом, когда Машки не стало, теть Надя. Напоминали ему: а это взял? а то? Теперь один стоит, карманы проверяет. Ключи. Мобильник… Фотка Машкина, где с веслом сидит. Поглядел в конец коридора, на полоску света из тещиной комнаты. Крутанул колесо висевшего велосипеда, перекрестил всё и вышел.

В городе надо будет в епархию, на склад, за свечами и прочим. Список в левом кармане. С отцом Михаилом повидаться, он обещал вроде помочь с ними, с цыганами.

Спустившись, отец Максим вышел в холодный и светлый воздух. Снег еще падал на зелень, но уже так. Отец Максим почувствовал, что оделся легко, но возвращаться наверх не стал, ничего, в машине отогреется.


Закончив дела на приходе и встряхнув нагнувшуюся яблоньку, чтобы от снега освободить, отец Максим пошел в гараж.

– Как там Надежда-то? – спросила сторожиха, глядя, как отец Максим ищет ключи.

Отец Максим достал ключи и коротко вздохнул.

– Понятно, – сказала сторожиха. – А так хорошо всегда говорила. Я знаете что? Даже не думала, что цыганка она, просто, думала, чернявенькая, такие же тоже бывают. Как исповедовать-то будете?

– Исповедую, – сказал отец Максим, залезая в машину.

– Может, словари какие есть? У меня дома немецкий есть, большой, но это ж не то… От мужа остался. Он у меня в сорок восьмой работал, с немецким. Лидка, помните, ходила, блондинка? У него училась. И Валерка…

– Дорожку почистить не забудьте, – сказал отец Максим.

– Так растает же всё…

Ворота уже были открыты, машина, шурша по снегу и воде, выехала.

«Что я на нее так, – думал отец Максим. – И правда ведь растает…»

Городок кончился быстро, машина вырвалась в огромную белую пустоту. Мелькали иногда деревья; темнели, то появляясь, то исчезая, мелкие озера. Некоторые его прихожане ездили туда на рыбалку, ругали за плохой клев и всё равно ездили. До ближайшей речки часа два с горкой, да и там как повезет. Иногда – ого, а иногда даже в ведро заглянуть стыдно, мелочь одна.

Отец Максим отогрелся и стал засыпать. Покусал губы, чтоб проснуться. Волос с бороды случайно откусил, отплюнул.

А летом когда едешь, река впереди мерещится. Большая, прозрачная, поперек дороги. Не ему одному так виделось.

Облака шли низко, тонким слоем, и солнце то вырывалось из них и било в глаза, то снова уходило. Из-под тающего снега торчала зелень.

Выехал на трассу, сразу машин прибавилось. Переключился с природы на дорогу.


Когда его сюда посылали, в эту тьму и таракань, как называла это теща, он, конечно, мог остаться жить в городе. Квартирка была, однокомнатная, но в центре, и кухня такая, что плясать можно. Он не плясал, конечно, уже в сане был, но стенку себе там в углу оборудовал, для упражнений. Менс сана ин коропоре сано, в семинарии зубрить заставляли. «В здоровом теле». И теща там на диванчике. А они с Машкой в комнате гнездо себе свили. Небольшая, но им большая для чего? Детей Бог не дал. Первые роды неудачные, вторые…

Отец Максим зажмурился и включил музыку. Запел афонский хор.

…Так что мог бы и остаться в городе, а сюда в субботу, вечерня, переночевал в сторожке, в воскресенье отслужил и обратно. Сторожка здесь, кстати, хорошая. Теплая. Еще бы храм утеплить. В соседней области отец Андрей штольню вырыл, термальными водами храмик свой отапливает. А у его прихода таких средств пока нет. Успел только детскую площадку рядом с храмом устроить, с лесенками. Дети довольны.

Отец Максим выключил афонское пение, очень сурово как-то поют. Еще б язык понимать, а то всё по-гречески. Солнце снова вылезло.

…Хорошо, остался бы в городе, а сюда по выходным. А что в городе? В соборе служить? Так его сюда и отправили, чтоб не мелькал. Новый владыка отправил. Прежний тоже его не очень, отца Максима. И поругивал, и… разное бывало, что копаться. Но терпел. Мог и улыбнуться иногда, не официально, а так, по-домашнему. Сам отца Максима рукополагал и с Машкой их венчал, а что поругивал, так правильно. Без грома дождь не пойдет, без дождя хлеб не взойдет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман. Современное чтение

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза