Приют изгоев

Сабик посмотрел на нее, потом встал и вышел в спальню. Вернулся он почти сразу; в руке у него был тонкий плащ.

– Накинь хотя бы это, – сказал он. – К сожалению, я не могу предложить тебе подходящей обуви.

Эйли встала. Князь набросил плащ ей на плечи, завязал тесемки, а она накинула на голову капюшон так, чтобы лица было не видно.

– Пойдем, я провожу. – Сабик накинул на себя точно такой же плащ и тоже спрятал лицо под капюшоном. Они вышли в коридор и через несколько ярдов начали спускаться по винтовой лестнице.

– Высоковато, – прошептал Сабик, – но мне просто нравится жить в этой четверти Дворца…

Они вышли во двор, не спеша, как и все прогуливающиеся, дошли до подъезда, в котором жила Эйли; а что до капюшонов, то по случаю дождя в плащах и накидках были многие. Эйли хотела попрощаться с новообретенным братцем внизу и бежать к себе, но Сабик настоял, чтобы подняться вместе с ней, и проводил до самых покоев. Это было приятно – почувствовать себя хоть на мгновение настоящей дамой. На прощание он поцеловал ей руку.

Открыв дверь, Эйли сразу же попала в лапы рассерженных Минтаки и Шаулы.

– Негодная девчонка! – шипели они, напрочь забыв насчет «вашего высочества» и прочих галантностей. – Ты знаешь, что получается из девушек, которые в твои годы бегают в домино на свидания с кавалерами?

Эйли плотнее запахнулась в плащ, чтобы дамы, не приведи Бог, не увидели, в каком виде она возвращается «со свидания».

– Это был не кавалер, – сказала она высокомерно. – Это был мой брат.

– Откуда у тебя здесь брат? – с нажимом произнесла Шаула.

– У меня здесь есть брат, – сказала Эйли четко. – Князь Сабик, сын Альхены.

Минтака задохнулась от негодования.

– Его высочество князь Сабик, – сказала она. – Не забывайся!

– Это ты не забывайся! – резко осадила ее Эйли. – Я тоже не безродная девчонка!

Минтака осеклась. Шаула быстро глянула на нее, потом на Эйли, сказала осторожно:

– Ваше высочество, мы беспокоились о вас…

– Да? – подняла бровь Эйли. – Ну, вот я – жива и невредима. Можете успокоиться и идти спать. – Она обвела женщин надменным взглядом. Жаль, что она не может сейчас спросить совета у матери. Впрочем, она была уверена: мать за выходку, подобную сегодняшней, велела бы ее высечь; но ведь то мама – она имеет право. Эйли повторила: – Можете идти спать. Вы мне сейчас не нужны.

И женщины, переглянувшись, повиновались.

ХРАМ ВСЕХ БОГОВ

Эйли проснулась рано, почти затемно. Несмотря на то что проспала она всего ничего, около трех часов, чувствовала она себя вполне выспавшейся. Она полежала в постели, вспоминая события этой ночи. Да, натворила она вчера. Если Минтака напишет, как обещала, маме, та будет очень недовольна и прикажет наказать Эйли. Надо было срочно принимать превентивные меры.

И она знала какие.

Эйли встала, выбрала самое скромное, синее, платье и простенькую вуаль из тутового шелка; по совету матери, она старалась как можно реже щеголять в одеждах из морского шелка. Остановилась перед зеркалом, пригладила гребешком короткие, До плеч, волосы, накинула край вуали на голову, после чего тихо вышла в соседнюю комнату и осторожно разбудила госпожу Шаулу.

– Что? Кто? А? – испуганно забормотала та. Эйли приложила палец к губам:

– Тише, давайте не будем будить остальных.

Шаула села в постели.

Эйли опустилась на корточки и шепотом сказала, что да, она признает, что вчера вела себя легкомысленно, надеется, что Шаула и Минтака не очень сердятся на нее – она же не затевала чего-нибудь дурного, просто заговорилась с князем Сабиком и, кажется, проговорила дольше, чем следовало.

– Он угостил меня чаем, а потом проводил домой…

Шаула осуждающе покачала головой.

– А сейчас я должна сходить к Бахрейе и испросить прощения, – продолжила Эйли.

– Хорошо, – сказала мгновенно смягчившаяся Шаула. – Обождите несколько минут, ваше высочество, я сейчас оденусь.

– Я выйду во двор и подожду у подъезда, – покладисто ответила Эйли и выскользнула из комнаты.

Утренний двор напоминал мрачное ущелье: предутренний сумрак лишь кое-где разгоняли редкие фонари, было пусто и тихо. Только перед соседним подъездом переминалась с ноги на ногу оседланная лошадь.

Эйли несмело приблизилась и встала в нескольких шагах, разглядывая большую, красивую голову лошади. Она до сих пор не могла привыкнуть к этим большим грациозным животным, но ее так и тянуло к ним. Глядя лошади прямо в большие, влажные, карие глаза, Эйли стала медленно приближаться к ней. Та стояла, настороженно косясь, пряла ушами и неуверенно переступала копытами, однако с места не трогалась. Подойдя вплотную, Эйли осмелела и протянула руку, чтобы погладить животное. Но тут с лестницы донеслись торопливые шаги, и Эйли поспешно отошла в сторону.

Из дверей подъезда торопливо вышел молодой мужчина, отвязал лошадь и вскочил в седло.

Эйли услышала, как что-то негромко звякнуло о мраморные плиты двора.

– Сударь! – окликнула она. – У вас что-то упало…

Всадник чуть тронул лошадь с места и осмотрелся вокруг. Эйли подошла, подняла с пола короткий стилет и подала его всаднику. Тот взял его, вложил в ножны и протянул руку к кошельку.