Приютки

— Ну, знаешь, эти душки — такие, что тебя из-за каждого камня подстрелить норовят!.. — вмешалась со смехом Васса. — Не читала ты, а?

— Как подстрелят? — округлила свои без того круглые глазки Феничка.

— Да очень просто… Я читала в одной книжке, что кавказцы разбойники и жулики, каких мало, — уверяла Васса, отправляя при помощи рук жирную сардинку в свой крупный рот большого лягушонка.

— Девочки! А что это за зверь? — извлекая из корзины желтый спелый банан, спрашивала Оня Лихарева.

— Какое невежество! — фыркнула презрительно Феничка. — Неужели никогда не едала?

— В твоих книжках небось все графини да маркизы этим только и питаются, скажешь? — лукаво отпарировала та.

— А то нет? Я сама очень одобряю эту штучку. Банан называется! Кушала много раз… — не без гордости заявила Феничка.

— Да как их едят-то, прах его возьми, — не знаю! — сокрушалась Маша Рыжова, с жадностью поглядывая на невиданный ею плод.

— Ах, боже ты мой, вот деревня-то! Кушают как надо кушать, обыкновенно. Одни мужики этого не знают! Вот так!

И храбро схватив банан, Феничка, в жизни своей не едавшая «заморского фрукта», как она мысленно окрестила его тут же, впилась в его шкурку острыми зубками и с гримасой отвращения принялась его жевать.

Кислая, противная, несъедобная оболочка плода сразу набила оскоминой небо и десны девушки. Но не желая показаться «невежей и мужичкой» перед подругами, Феничка продолжала храбро жевать неочищенный плод, едва не давясь шелухою, тараща от кислоты его глаза и делая при этом невозможные гримасы. Когда же последний кусочек был с невероятным усилием проглочен ею, Наташа, сдерживавшаяся с трудом до этой минуты, неожиданно расхохоталась на всю спальню.

— Ай да Феничка! Вот так аристократка! Съела то, что коровы да еще кой-какие животные с носами в виде пятачков только едят! Кто же бананы с кожею кушает! Вот уж подлинно осрамилась!

— Осрамилась! Осрамилась Клементьева, что и говорить! — подхватили девочки со смехом.

Красная, как пион, Феничка вскочила со своего места, потопталась бессмысленно на одном месте и неожиданно бросилась к двери дортуара. На пороге она остановилась на минуту и, презрительно фыркнув, прокричала:

— Отлично я знала, как кушают банан, а только нарочно так сделала, чтобы Наташеньку посмешить! А вы уж и обрадовались, бессовестные! — И скрылась за дверью умывальной под дружный взрыв хохота девиц.

Глава двенадцатая

— Не плачь, Дуня, не плачь, моя тихая, грустная голубонька… Приеду я к тебе… Через год даже, может статься, приеду с Кавказа тебя проведать! — тараторила Наташа, обнимая прильнувшую к ее груди подружку.

Одетая в нарядное «домашнее» платьице Наташа казалась старше и красивее. Нелепо выстриженную головку прикрывал бархатный берет. Черные глаза сверкали оживлением. Яркий румянец не сходил с пылающих щек девочки. Это была прежняя Наташа, живая, беззаботная птичка, почуявшая «волю», довольство и прежнюю богатую, радостную жизнь, по которым бессознательно тосковала ее маленькая душа. Дуня, едва удерживая слезы, стояла перед нею.

— Ты нас скоро забудешь! — с тоскою шептала она.

— Тебя-то уж никогда! Да и всех вас тоже! — с тем же радостным оживлением говорила Наташа толпившимся вокруг нее девочкам.

И тут же восторженно прибавляла, сияя яркими глазками:

— У княгини дом как дворец, лошади всех мастей на конюшне… Стада баранов, овец, а под самым Тифлисом именье… усадьба в горах, сплошь заросшая виноградниками. Я вам присылать каждую осень виноград стану. Целые корзины буду присылать.

— Сладкого самого! — облизываясь, вставила Маша Рыжова.

— Вспомнит, ежели не забудет! — сострила Васса.

Пока княгиня Маро завершала последние формальности с бумагами Наташи в квартире Екатерины Ивановны, Наташа, нарядная и оживленная, как мотылек в сопровождении ближайших своих подруг-сверстниц, обегала весь приют, прощаясь со всеми.

— Прощайте, Фаина Михайловна! — звонко выпевал ее колокольчик-голосок. — Так-таки и не пришлось вам меня остричь, а? — лукаво прибавляла она шепотом, обнимая старушку.

— Прощай, плутовочка, нас не забывай!

— Павла Артемьевна, прощайте! — и низким реверансом «настоящей» барышни Наташа присела перед своим недавним врагом.

— Прощай, девочка, веди себя хорошенько в твоей новой семье, старайся… — Но Наташа уже упорхнула дальше, не дослушав фразы надзирательницы до конца.

— Прощайте, милая, милая тетя Леля! — повиснув на шее горбуньи, искренно, с дрожью в голосе, растроганно шептала она.

— Прощай, моя Наташа! Прощай, нарядная, веселая птичка, оставайся такою, какова ты есть, — со сладкой грустью говорила Елена Дмитриевна, прижимая к себе девочку, — потому что быть иной ты не можешь, это не в твоих силах. Но сохраняя постоянную радость и успех в жизни, думай о тех, кто лишен этой радости, и в богатстве, в довольстве не забывай несчастных и бедных, моя Наташа!

На минуту легкое облачко набежало на оживленное лицо девочки.

Она внимательно, мягко и любовно глянула в прекрасные глаза горбуньи.

— Да, тетя Леля, я постараюсь… да! — чуть слышно произнесли малиновые губки уезжающей.