Приказано убить (сборник)

Я забралась под тонкие, благоухающие лавандой одеяла. Кости мои болели, я рассыпалась на куски. Сумбурные происшествия суток прокручивались в моем мозгу. Монкфиш. Гонорар Дика. Досье «Ик-Пифф». Где пленка Малькольма? Досье Консуэло?

Они были у беби, она сидела-на высоких дюнах озера Мичиган и держала папку из манильской бумаги в хрупких розовых пальцах. Я старалась взобраться к ней, но всякий раз сползала вниз. Взмыленная, изнемогающая от жажды, я кое-как поднялась на ноги. Увидела, что к беби сзади подкрадывается Питер Бургойн. Он вцепился в папку, попытался вырвать ее, но хватка у беби была что надо. Он оставил папку в покое и принялся душить девочку. Она не произнесла ни звука, но смотрела на меня умоляющими глазами...

Я проснулась вся в поту, задыхаясь, не зная, где нахожусь. Убедившись, что не в своей постели, я запаниковала, но тут в памяти всплыли вчерашние события. Ах да, ведь я же у Лотти... Будильник не был заведен, я глянула на мои часики: семь тридцать.

Вновь легла, постаралась расслабиться, не удалось. Встала с кровати, приняла холодный душ. Приоткрыла дверь спальни, Лотти еще спала. Тихонько закрыла дверь и покинула квартиру. Я сразу же почувствовала недоброе, едва начала подниматься по ступенькам к моему жилищу. Везде были разбросаны бумаги, и на площадке второго этажа виднелось нечто похожее на сгусток крови. Недолго думая, я выхватила револьвер и взбежала наверх. У дверей моей квартиры лежал мистер Контрерас. Дверь скорее всего прорубили топором. Я убедилась, что в квартире никого нет, и, вернувшись к соседу, встала на колени. Так. Череп раскроен, но кровь на ране запеклась. Контрерас дышал часто, прерывисто. Жив! Я тут же позвонила в «Скорую» и в полицию, затем вынесла одеяла и закутала старика. Осторожно пощупала рану, слава Богу, не очень глубокая, сильный ушиб. Знаменитый шланг валялся в двух шагах...

Первыми приехали пожарные [24] – молодой человек и женщина средних лет, оба в темно-синих халатах, мускулистые и неразговорчивые. Выслушали меня, укладывая Контрераса на носилки. Через минуту они уже несли старика к машине. Я подержала для них дверь, они поместили носилки в фургон и повезли раненого в «Бет Изрейэль».

Минуты через две с воем и визгом примчались две «бело-голубые». Трое полицейских в форме выскочили из машин; один остался у рации. Я вышла, поздоровалась и назвала себя:

– Я – Ви. Ай. Варшавски. Это мою квартиру взломали.

Один из полицейских, пожилой полноватый негр, на ходу записывал мою фамилию, пока двое других бежали к квартире.

Я подверглась рутинному допросу: во сколько приехала домой, где была ночью, пропало ли что-нибудь в доме?

– Не знаю. Я только что вернулась. Мой сосед лежал без сознания у двери, поэтому меня куда больше встревожило его состояние, чем какие-то паршивые шмотки...

Мой голос срывался. Гнев, шок доконали меня, я никак не могла свыкнуться с мыслью о взломе и ране, нанесенной мистеру Контрерасу.

Самый молоденький из полицейских пожелал узнать, кто такой Контрерас.

– Ваш любовник?

– Думайте головой, а не чем-нибудь еще, – отрезала я. – Ему скоро семьдесят. Он машинист, на пенсии, но до сих пор мнитсебя этаким крепышом, каким был лет сорок назад. Кроме того, он сам назначил себя моим отцом. Живет на первом этаже и вся кий раз при моем приходе выпрыгивает взглянуть, все ли со мной в порядке. Без сомнения, он погнался за кем-то, кто ворвался в дом, пытаясь огреть его шлангом. Старый дуралей...

К ужасу моему, глаза наполнились слезами. Я глубоко вздохнула и приготовилась отвечать на следующий вопрос:

– Он ждал кого-нибудь конкретно?

– Видите ли, недели две назад у меня была ссора с Серджио Родригезом, одним из «Львов». Детектив Роулингс из Шестого участка в курсе этого дела. И мистер Контрерас, видимо, решил устроить засаду и посмотреть, не нагрянут ли они ночью. А ведь я твердила ему: едва заслышав что-либо, сейчас же звоните в полицию... Сдается мне, он чересчур возомнил себя героем.

Тут они набросились на меня с расспросами о Серджио. Я поведала им ставшую стандартной историю наших отношений. Один из полицейских радировал коллеге, оставшемуся на улице, и попросил его доложить Роулингсу. Пока они составляли протокол и ждали прибытия Роулингса, я расхаживала по квартире, оценивая размеры катастрофы. Телевизор и стереосистема были не тронуты, но все мои книги, пластинки и бумаги кучами валялись на полу.

Кое-каких мелочей я не досчиталась, но главный предмет моих забот – мамины бокалы – стояли целехоньки в посудном шкафу. Крохотный сейф не был взломан, а в нем находились бриллиантовые серьги и подвески. Мне и в голову никогда не приходило – носить столь деликатные ювелирные изделия, но я ни за что не рассталась бы с ними. Кто знает, вдруг у меня будет дочь... Случались вещи и покурьезней.

– Ничего не трогайте! – предупредил молоденький полицейский.

– Нет, нет, не буду.