Приказано убить (сборник)

Я бегом спустилась по лестнице и выскочила из госпиталя. Без четверти час. Следующий пункт повестки дня намечался значительно позже, а обедать не хотелось. Я бесцельно прокатилась по окрестностям госпиталя и наткнулась на красивый, олимпийских размеров бассейн.

Зайдя в небольшой магазинчик, купила купальник, полотенце, кое-что из предметов туалета и надежный противосолнечный козырек. Обладая всем этим, а в придачу детективной повестушкой, я была готова совсем по-курортному провести послеобеденную пору.

Глава 26

Секретная суть досье

Я вернулась в «Дружбу» вечером около одиннадцати. В темноте звездообразное строение переливалось огнями, как гигантское морское чудо-юдо. Правда, освещенных окон было немного – недоброжелательные, злые глаза чудовища. Гостевая стоянка была пуста, я поставила машину у центрального входа.

Набросив халат Лотти и озабоченно хмурясь, вошла в здание быстрыми шагами: врач спешит к пациенту, нельзя докучать ему вопросами. Народа почти не было. В справочной никого. Двое ассистентов степенно беседовали в уголке. Посреди зала санитар подметал пол. Яркие неоновые огни, сообщения, то и дело передаваемые по звукодинамикам, и опустевшие холлы напоминали мне аэропорт О'Хара в ночное время. Нет более удручающего места, чем обезлюдевшее помещение, для которого привычно скопление огромных толп.

Кабинеты администрации, где я некогда общалась с миссис Кеклэнд и Аланом Хамфрисом, примыкали к лестнице, по которой сегодня утром я поднималась в архив. Дверь в анфиладу офисов была заперта на простой замок, поверни ручку, толкни и откроешь. Я извлекла мою коллекцию ключей, выбрала наиболее подходящий и вставила его в скважину. Мне пришлось повозиться две-три минуты, я боялась, что меня засекут либо ассистенты, либо невесть откуда взявшиеся медсестры. Слава Богу, дверь наконец открылась.

Передо мной закуток миссис Кеклэнд. Черная табличка с белыми буквами извещала ее звание: «Директор приемного покоя». Надев перчатки Лотти, я из любопытства повертела дверную ручку: комната была закрыта намертво. Вдоль кабинета шел коридор, упиравшийся в офис Хамфриса.

Обособленность этого помещения давала возможность перевести дух. Офис Алана я открыла играючи. «Предбанник» явно принадлежал секретарше – Джеки Бейтс, с ней я разговаривала утром. На спартанском столе были водружены новейший аппарат текстового редактирования и персональный ксерокс. Задняя стена была сплошь занята полками с досье. Если в кабинете Хамфриса нет документов Консуэло, мне придется проглотить эту пилюлю и ворошить все папки подряд.

Дверь его кабинета, святая святых Алана, была изготовлена из массивных ценных пород дерева. Вскрыв замок и войдя внутрь, я тотчас ощутила, что нахожусь именно в той части клиники, где пахнет большими деньгами.

Вместо обычного линолеума – паркет карельской березы, почти во весь пол ковер, не иначе как персидский, не какая-нибудь там подделка, антикварный письменный стол, двухтумбовый, покрытый не сукном, а тончайшей замшей, на ножках и ящиках золотые монограммы, роскошные тяжелые итальянские драпри на окнах. Хорошо, что ящики стола не были заперты, а то было бы крайне досадно корежить такое красивое старое дерево. Я уселась в просторном кожаном кресле и начала перебирать ящик за ящиком, стараясь укладывать бумаги на их прежнее место. Эта сфера сыскной деятельности всегда была для меня самой трудной и неприятной.

Среди несекретных бумаг не оказалось документов Консуэло, но я нашла организационно-структурную и коммерческую схему «Дружбы». Рядом с ней покоилась папка с наклейкой «Месячные оперативные отчеты». Я сложила обе папки в одну. Конечно, у меня было искушение просто украсть их, а не возиться с копиями, но добродетель восторжествовала. Я прошла к Джеки и включила фотокопировальную машину.

Пока она нагревалась, я обратила внимание на скромный подвесной шкаф для бумаг, вделанный в стенку позади стола Хамфриса. Он был заперт, но поддался с той же легкостью, что и все замки клиники. Если вы обитаете в Шомбурге и не ожидаете налета взломщиков, работа сыщика становится здесь пустяком.

Досье Консуэло лежало на верхней полке шкафа. Затаив дыхание, я открыла первую страницу. Конечно, мне мнились драматические нюансы: сгинувшие записи Лотти или слишком откровенный отчет о лечении Консуэло. Увы... Всего-навсего несколько скудных страничек фиксировали ее поступление в клинику. Буквально: испаноязычная особа женского пола, шестнадцати лет от роду, поступила 29 июля в коматозном состоянии с начавшимися родовыми схватками... Далее следовала чисто медицинская бессмыслица, в которой, конечно, должна будет разобраться Лотти. Три странички напечатаны, очевидно, под диктовку Питера. Он же поставил подпись и дату.

Сдвинув брови, я взвешивала бумаги на ладони. Разумеется, я ожидала наткнуться на нечто более интересное.

Медленно прошла в «предбанник», сняла копии обеих схем госпиталя, а также только что найденных страничек.