Приключение на миллион

Их ввели в комнату, которую сотрудники иронически называли «приемной» главного полицейского отделения в Каннах, — прямоугольную, с минимумом мебели, серыми стенами и зарешеченными окнами — и «зарегистрировали». «Регистрация» заключалась в том, что у них вывернули карманы и взяли отпечатки пальцев, не глядя в глаза и опять-таки не говоря ни слова, словно они были последними человеческими отбросами. Сержант, сидящий за столом, сорвал со стены плакат с их изображением, смял его и небрежно швырнул в корзину для мусора. Еще одна охота окончилась удачно, еще одно дело раскрыто.

Капитан Бонфис в синих джинсах и белой рубашке с расстегнутым воротом вошел в комнату через заднюю дверь и встал, глядя на арестованных с гримасой отвращения. Ну и кретины! Если уж им так захотелось быть пойманными, почему не сделать это во время рабочей недели? Но нет, надо попасться в субботу и испортить ему все выходные. Он раздраженно махнул им рукой, повернулся и повел их по коридору к офису Моро.

* * *

Моро всегда гордился тем, что он мастер перекрестного допроса. За многие годы службы и за тысячи часов, проведенных за выуживанием информации из преступников разных видов, уровней и калибров, за тщательным отделением правды от лжи, за выбиванием признаний, он выработал особую технику и довел до совершенства ритм и манеру ведения допроса, а также отточил свою и так неплохую наблюдательность. Инстинктивные сжимания и разжимания рук, неожиданно расширенный зрачок, непроизвольное подергивание глаза или изменение положения тела иногда могли сказать ему больше, чем обычные слова. Он воспринимал допрос как шахматную партию, в которой на первый взгляд несложные и ничем не угрожающие ходы загоняли преступника в угол, из которого ему было некуда деваться. После этого он ставил преступнику мат. Ему нравилось проводить допрос неторопливо — жаль только, что придурок Бонфис никак не обучится этому искусству. Бонфис сидел за тем же столом с раскрытым блокнотом и ручкой наготове. Да, думал Моро, качая головой, этот годится только на то, чтобы орать и выкрикивать угрозы, — у него на лице написано, что строить планы и сидеть в засаде он не в состоянии.

Моро медленно перевел взгляд на молодую пару, сидящую напротив. Симпатичные, ничего не скажешь, а девушка так просто хорошенькая, но видно, что они уже устали — глаза потухшие, углы губ опущены. Очень хорошо, значит можно начинать работать. Он вытащил изо рта трубку и улыбнулся:

— Итак, мистер Беннетт, больше у вас нет «роллс-ройса»! Сочувствую.

Беннетт, конечно, не знал, чего ему ожидать, но от этого утверждения пришел в полное недоумение.

— Какого еще «роллс-ройса»? — Его губы слиплись, в горле пересохло, и поэтому голос звучал хрипло. — Что еще за «роллс-ройс»?

Древком трубки Моро указал на предметы, разложенные на столе: паспорта, кредитки, наличные деньги и ключи от машины, на которых болтался потертый кожаный брелок с эмалевой символикой «роллс-ройса».

— А, это. Это просто подарок друга из Лондона. Я его давно ношу.

Моро повернулся к Анне, и его лицо приняло доброжелательное, участливое выражение.

— Мадемуазель, я выражаю вам свое искреннее сочувствие. Как я понимаю, ваша мать серьезно больна.

Анна почувствовала себя именно так, как замышлял Моро, — сбитой с толку, потрясенной.

— Откуда вы знаете?

— У нас есть телефоны. И мы дружим с полицией Нью-Йорка. В наше время так просто получить информацию, наш мир как будто съежился. Это называется глобализация, я полагаю. Сейчас у людей не осталось ничего личного, ничего, чего нельзя было бы выяснить. Это просто ужасно, правда, Бонфис? — Моро вопросительно взглянул на своего подчиненного.

Заткнись и продолжай допрос, помпезный старый индюк, подумал Бонфис. Но вслух сказал:

— О да, шеф, как вы правы. Это действительно ужасно.

Моро вдруг заинтересовался своей трубкой — он начал выскабливать ее странным предметом, напоминающим узкую ложечку, и тщательно вытрясать обгоревшие остатки табака в пепельницу, потихоньку продувая при этом трубку через мундштук. В комнате было очень тихо, слышались только свистящие звуки, издаваемые Моро. Бонфис безмолвно скрежетал зубами. Анна и Беннетт обменивались недоуменными взглядами. Это для такого спектакля их везли в Канны — смотреть, как старый инспектор полиции чистит свою старую трубку? Беннетт кашлянул, но Моро проигнорировал его и стал набивать трубку свежим табаком, который он аккуратно вынимал из небольшого кожаного мешочка.

Наконец Беннетт не выдержал молчания:

— Объясните же, за что нас арестовали? Что мы сделали?

Моро взглянул на него с несколько удивленным видом, как будто он забыл о том, что они все еще находятся в комнате.

— Ну, лучше вы мне сами все и расскажите, молодой человек.

Беннетт минутку подумал, а потом осторожно проговорил, надеясь, что не раскрывает никакой тайны:

— Понимаете, нас попросили забрать дипломат с яхты…

— Кто попросил?

— Старый друг мадемуазель Херш. Вообще-то, он не просто попросил. Он нас некоторым образом нанял.

— Этот старый друг?

— Да.

— А кто он такой, старый друг мадемуазель Херш?

— Его зовут По. Джулиан По.