…Когда Светлов в тот день подъезжал к пригороду Тегерана, уже стемнело. По сторонам замелькали узкие кривые улочки. В центре города было безлюдно; жизнь в столице замирала рано.
Поставив машину в гараж, он вошел в дом. Слуга Али засуетился, загремел посудой, готовя ужин. Когда Светлов умылся и переоделся, Али, ставя перед ним вместе с едой бутылку вина, заметил:
— Арбаб,[3]
я вижу, очень устал, наверно, поездка была тяжелая. Пусть арбаб выпьет вина. Ржавчину горя с души снимает рубиновый хмель.«О, он знает Хафиза», — отметил мысленно Светлов и сказал:
— Иди. Завтра пораньше принеси утренние газеты.
— Будет исполнено, арбаб, — слуга без стука притворил за собой дверь.
Али беспокоился за хозяина. Куда-то уходит, а возвращаясь, долго сидит молча. Али убежден, что за всем этим кроется женщина. Наверно, арбаб скоро женится. На ком же? Али вспомнил, что господин Зульцер часто посылал цветы в дом Сафари. Все понятно — у Сафари красивая дочь. Али взгрустнулось. Как-то отнесется к нему хозяйка? А вдруг придется уходить от агаи Зульцера? Где он еще найдет такого хозяина? Агаи Зульцер видит в слуге человека, не унижает его. Уж кто-кто, а он, Али, достаточно повидал на своем веку господ. Такого на его памяти не было. Агаи Зульцер хорошо платит. А когда жена Али заболела, он помог ему; помог арбаб и тогда, когда Али выдавал дочь замуж. Не будет больше такого хорошего места… Чем больше думал Али, тем становилось ему грустнее…
На следующий день, 25 августа 1941 года, утром — Светлов был еще в постели — вбежал взволнованный Али:
— Арбаб, Иран… Москва… Там что-то передают по радио!
Илья, вскочив, включил приемник, настроил его на Москву. Густым басом диктор читал:
Передавалось заявление Советского правительства.
Началось…
Илья выключил приемник, оделся. Запыхавшись, вбежал Югансон.
— Ты слышал новость? Пока я собирал сведения на побережье, большевики все-таки вторглись в Иран. Нам приказано немедленно выехать на место и приступить к операции.
Они побежали в гараж. По пути зашли к Кирееву. Серый, стального цвета «форд» помчал их всех троих на север. Навстречу, отчаянно сигналя, летели груженные чемоданами, узлами и свертками машины.
— Почуяли, чем пахнет. Бегут помещики. Все оставили. Даже собраться не успели, — ворчал Югансон.
Киреев, подавленный, забился в угол машины и молчал.
В доме помещика Дехуды тоже шли сборы. Увидев подъехавшую машину, сам Дехуда выбежал на крыльцо.
— Наконец-то! Господин Югансон! Что будем делать? Русские опередили нас.
— Надо выполнять задание, черт побери! Где Курбан и Реза?
— Здесь.
— Господин Киреев, вы едете с нами в Миане. Начинайте там операцию.
— Но возле Миане русские, — возразил Киреев.
Курбан и Реза переглянулись.
— Мы не поедем. Где вы видели баранов, которые сами идут на бойню?
— Болваны! — прошипел Югансон.
— Может, начнем с объектов, которые расположены ближе к Тегерану? — предложил Киреев. — Ведь взрывчатка по местам еще не развезена.
— Как? Вы не развезли взрывчатку?!
— Но вы не давали указаний… — ответил вконец растерявшийся Киреев.
— Это предательство! Вы сорвали операцию! — Югансон в бешенстве повернулся к Светлову. — Разоружить их и под замок!
Отобрав у всех троих пистолеты, Светлов втолкнул Киреева и контрабандистов в чулан.