Приключения-70

У нее вздрогнули плечи, и вдруг все увидели, что она давно уже плачет. Она старалась сдержаться, но рыдания рвались — в них был страх, который пришлось превозмочь, решимость, которой надо было набраться, чтоб выстрелить в человека. Не издалека ведь, а рядом, не в гитлеровца, а в русского, своего.

Миша осторожно взял ее за плечо:

— Не плачь, не надо.

— Отстань, студент! — Она отбросила его руку. Никто ее тут не понимал, кроме лейтенанта, одобрительный взгляд которого она замечала порой, когда принималась дразнить бойцов и вызывать их на шуточки. Только он, может быть, смутно догадывался, что с ним пополам она взяла на плечи главную тяжесть отступления, что вместе они несли что-то такое, чего-растерять нельзя. А уж Миша-то совсем ничего не в состоянии был почувствовать. Почти как Ефремов верил, что ей, кроме платья из панбархата, ничего не надо. И самое обидное в том состояло, что именно он ей нравился. Она гневно повернулась к нему.

— Тоже, наверное, думаешь, что если девушка веселая, если шутит, так она подлая.

Он твердо ответил:

— Нет, неправда. Я тебя понял теперь. Ты прости... И никто про тебя ничего плохого не думает.

— Факт, конечно, Соловьева, — сказал лейтенант. — Ну ладно. — Он посмотрел на часы. — Рассвет уже скоро... Клепиков, миномет поставили у гаража?

— Поставили и мины принесли, товарищ лейтенант.

— Если танки без пехоты пойдут, стрелять не будем, чтобы себя не открыть... Борисенко надо сменить на развилке. Пошлешь, Клепиков, кого-нибудь из своего отделения. А пока можно еще полчаса отдохнуть.

Нина, вытирая глаза, каким-то детским голосом сказала:

— Холодно. Хоть бы в печку подбросили.

Сразу все засуетились. Огонь вмиг разгорелся. Шурша соломой, бойцы уселись, а лейтенант опять расстелил карту на столе — его уже беспокоило, этой ли дорогой пойдут из Березовки танки противника.

Разуваев достал из кармана фотографии девушки и стал показывать их Тищенко.

— А как ее зовут? — спросил агроном. Ему особенно нравилась фотография, сделанная где-то в саду.

— Кого? — Разуваев не понял.

— Вот эту девушку.

— Эту?

— Ну да, — вмешался Миша. — Эту твою девушку.

— А откуда я знаю?

Тут все посмотрели на Разуваева. Миша пожал плечами:

— Чудак ты, Володька. Как же ты не знаешь?

Разуваев недоуменно обвел бойцов взглядом голубых глаз.

— Так это же я у летчика убитого из кармана вынул. Помните, который «юнкерс» поджег?.. Мы с Колей Зайцевым, с замполитом, вынули. Думали, документы какие-нибудь — родным сообщить. А только фотографии и были, больше ничего. Только вот эта девушка.

— Да-а, — протянул Николай Бирюков. Он хотел взять у Разуваева снимки, но его опередила Нина.

— Дай-ка. — Она нахмурилась и тряхнула головой, со странным чувством рассматривая глядевшую на нее блондинку. Почему-то все в ее облике приобрело другое значение, когда оказалось, что это не Разуваева девушка, а любимая неизвестного летчика. Но уже погибшего. С Володей Разуваевым было просто — он здесь, а подруга ждет его в Сибири. А теперь пачка карточек скрывала тайну и трагедию.

— Красивая девушка, — сказал лейтенант.

Стук шагов вдруг послышался сверху, и часовой крикнул:

— Немец ракету кинул! Наверное, пойдут сейчас.

Лейтенант вскочил, складывая карту.

— Встать!.. Клепиков, веди своих. Займешь окопы у гаража... Противотанковые разбирайте, ребята.

Теснясь на лестнице, все выбрались из подвала.

Уже рассвело. Утро было туманным, но туман редел с каждым мгновением, по-новому, неожиданно открывая заснеженные голые поля и сожженный городок.

Мороз еще усилился с ночи. Снег в щелях был легким, рассыпчатым, утаптывался плохо. Все всматривались туда, где за лесом была Березовка.

На миг стало тихо-тихо.

В штабе фон Клюге в Малоярославце на столы легли карты: канал Москва — Волга, Химкинское водохранилище и уже собственно город, столица большевистской России — Ленинградское шоссе, Белорусский вокзал. Из помещения в помещение спешили генералы. Телефонисты и радисты склонились над аппаратами — бесперебойно работала связь со всеми соединениями. В девять утра перед резиденцией фельдмаршала остановился мотоцикл. Водитель резко затормозил, из коляски выскочил офицер, мимо неподвижного часового взбежал на крыльцо. Перед ним расступались, он вез из-под Растенбурга личное письмо Гитлера командующему. Фельдмаршал вскрыл пакет, встал и кивнул адъютанту.

Во все части пошел приказ: начать наступление.

Было тихо у почты, а затем исподволь, по земле стелясь, донеслась из-за леса первая волна танкового рева.

В окопе переглянулись. Самсонов — тот, что ночью присоединился вместе с Евсеевым, — облизал пересохшие губы.

— Ну держись, солдаты. Танки!

Лейтенант быстро сказал, прислушиваясь:

— Еще далеко. Километра полтора.

Кто-то воскликнул:

— А где мальчишка-то из Березовки?.. Сбежал.

Действительно, мальчишки не было.

Разуваев шагнул к Нине.

— Ну давай фото.

Она помотала головой:

— Сейчас, Володя. Еще взгляну. — Она чувствовала, что судьба связывает ее с незнакомой блондинкой. Ведь у них у обеих возлюбленные на фронте. Нина искоса взглянула на высокого Мишу, стоявшего рядом.