И вот, пожалуйста, Советская власть. «Кто был ничем, тот станет всем...» Тьфу!.. Приличные люди, у кого был капитал, смылись, банки национализировали, шикарные магазины закрыли. Да и вообще черт знает что творится. Сколько раз, бывало, остановит он с ребятами прилично одетого господина, расстегнут на нем хорьковую шубу, чтобы пощупать карманы, а под шубой солдатская гимнастерка да рваные портки, а в кармане — вошь на аркане. Спросили одного такого: «Спер, что ли, шубу-то?» — «По ордеру, — отвечает, — выдали. Потому как пролетарского происхождения». Еще и гордится, дурак. Ну, шубу, конечно, все равно отобрали. «Был ты ничем и оставайся ни с чем». Другой случай — еще того обиднее. Давно присматривался Кошельков к одному особнячку на Пречистенке. Особнячок явно жилой: окошки по вечерам освещены, каждое утро кухарка с кошелкой идет на базар. Ладно. Ночью аккуратно взломали они замок, вошли, мешки с собой прихватили. Маски даже нацепили, как дураки, хотя заранее решено было: если добыча будет приличная, хозяев «пришить». Оказалось, хозяйка-то в особняке — та самая кухарка да двое сопливых ребятишек. В подвале раньше жила, муж у нее в Красную гвардию ушел служить, а ее, видите ли, в барские апартаменты переселили. Стукнул он тогда со злости эту бабу по башке так, что она с копыт долой, плюнул, и ушли они ни с чем, даже мешки свои забыли. Вот какие дела!
Попробовал он подъехать к нынешней полиции — к милиционерам. Мальчишки безусые, получили шпалеры, нацепили повязки нарукавные и думают, будто они сила. Ладно. Уговорил он одного такого в гости к нему зайти после дежурства. Прикинулся, будто сам он с фронта, после тифа в отпуске. Привел на хазу, выставил угощение такое — у парня слюнки потекли. Девочку фартовую рядом посадил, велел кофточку попрозрачнее надеть. Выпили — и не дрянного самогона, а настоящей «смирновки». Потом девку он отослал и попробовал с парнем по-хорошему поговорить: дескать, помоги кое в чем, не пожалеешь, долю честную предложил — двадцать процентов. Куда там! Взвился парень, о пролетарской чести залопотал. Потом целую лекцию стал читать насчет отсталого элемента, несознательности и прочей чепухи. С повинной идти советовал, честно трудиться. Кошелькову стало смешно. Смешно и скучно. Милиционера он убил, чтобы не оставлять свидетеля собственной неосторожности и глупости.
Вспоминая все это, Кошелек испытывал злобу до скрежета зубовного. Ух как ненавидел он эту пролетарскую власть, смешавшую все его карты и готовившую — он это чуял — гибель всему его миру! Ладно, пока он жив, он будет мстить.
Сейчас он строил самые разнообразные планы мести. Больше всего ему хотелось совершить налет на угрозыск, перестрелять, а еще лучше, вырезать всех легавых, сколько их ни будет. Он уже предлагал эту операцию своим дружкам, но те струсили. Сейчас он обдумывал другой план мести: стрелять в постовых милиционеров, убить сколько удастся. Они еще попомнят Кошелькова, эти «легаши»! Именно для этого дела и нужна была ему машина. Сообщникам он решил пока не говорить ни слова о своем плане. Завтра, когда будет машина, он все равно сделает задуманное, и пусть хоть один посмеет пикнуть — первый же получит пулю.
— Кончай гулять! — вдруг распорядился Кошелек. — Козуля, выгляни-ка на улицу, проверь. Мы с Колькой Зайцем уходим, остальным — спать.
III
Утром 19 января Владимир Ильич Ленин позвонил Бонч-Бруевичу:
— Владимир Дмитриевич, здравствуйте! Уговор помните? Превосходно! Все достали? А игрушки не забыли? И самое главное, побольше хлеба, если возможно: надо порадовать ребятишек. Вы когда выедете? Часа в три? Ну, а я постараюсь около пяти. Предупредите Надю, чтобы не беспокоилась. Договорились?
Об этой поездке — в Сокольники, в одну из детских лесных школ, где отдыхала больная Надежда Константиновна Крупская, — было договорено еще несколько дней назад.
— Хотите участвовать в детском празднике? — спросил тогда Бонч-Бруевича Владимир Ильич, хитро щурясь. — Ну так доставайте где угодно костюмы, маски, хлопушки, всякие игрушки и обязательно хлеба, а если можно, пряников и конфет. Поедем навестим Надю, а заодно и детишкам праздник устроим. Только, чур, все в складчину. Вот вам моя доля.
Доставь все это в ту трудную пору было не так-то легко. Тем не менее Бонч-Бруевич сумел выполнить просьбу Владимира Ильича и заблаговременно отправил подарки в Сокольники.
Несмотря на воскресенье, день у Владимира Ильича, как всегда, был крайне напряженным. Прежде всего сводки с фронтов. В последнее время они были обнадеживающими: во-первых, после революции в Германии, после аннулирования «похабного» Брестского договора немецкие войска, теснимые Красной Армией, вынуждены были поспешно оставить оккупированную Украину; на Восточном фронте вот-вот будет освобожден от белогвардейцев Оренбург, и тогда восстановится связь с Советским Туркестаном; на Дону сломлен фронт Краснова и уже начато наступление.