Приключения-70

— Правильно! — сказал Байков. — И еще: Ваньку бы Чемодана разыскать, он связан с Кошельком.

«И не только с ним, — мысленно продолжил Трепалов, — но, кажется, и с эсерами. Впрочем, надо будет проверить в ЧК».

— Значит, так, — заключил Александр Максимович, — Данильченко, Беляев, завтра возьмете людей — сколько будет возможно, — ночью пойдете на облавы.

— Почему не сегодня? — спросил Данильченко.

— Завтра узнаешь. Так. Мартынов, Байков, Гуськов, займетесь Чемодановым. Козулю из поля зрения не выпускать. Ясно?

— А я? — обиделся Тыльнер.

— Пока будешь патрулировать. А дальше посмотрим.

— Все? — Сотрудники стали подниматься.

— Нет, не все. — Трепалов встал и прошелся по кабинету. — Плохо мы работаем, товарищи! Из рук вон плохо. Если бы не такой случай, что ж, так и сидели бы сложа руки?

— Мы не сидим. Это вы напрасно, — послышался чей-то обиженный голос.

— В общем, конечно, не сидим, — согласился Трепалов. — Это я малость преувеличил, чтобы злее работали. Но банда Кошелькова действует? Сабан, Гришка Адвокат, Чума, Херувимчик да еще многие другие на свободе? Так что случай с Кошельковым — это нам напоминание, сигнал тревоги. Короче! — Он прихлопнул ладонью по столу. — С сегодняшнего дня, с сей минуты переходим на казарменное положение. Отлучка — только по особому разрешению. С бандитами должно быть покончено. Считайте, что вы на фронте.

— Так оно и есть! — откликнулся Мартынов, вставая.

Когда сотрудники ушли, Трепалов устало опустился в кресло, помял лицо ладонями и потянулся к телефону.

— Станция? Соедините с МК партии. — Услышав в трубке знакомый, чуть-чуть усталый голос, поздоровался: — Трепалов говорит.

— А, рабоче-крестьянская милиция! Что у тебя?

— Людей не хватает. Выручай.

— Людей всюду не хватает. Люди на фронте нужны.

— А у нас что? Секретарь помолчал и ответил:

— Да, и у тебя, конечно. — Он вздохнул. — И продовольствие тоже фронт, и топливо — фронт. Сейчас вся страна — фронт.

— Это я понимаю. В прошлом году мы милиционеров своих на колчаковский фронт дали. Два месяца назад десяток человек в продотряд направили. Ни один не вернулся. А теперь... Да ты и сам знаешь, какой разгул бандитизма в Москве.

— Знаю. В общем, понял тебя: к рабочему классу обратиться хочешь?

— Верно.

— Ладно. Помогу. Завтра жди, придут к тебе люди. Только на многое не рассчитывай.

— И на том спасибо.

VIII

Колька гнал вовсю: даже он, матерый бандит, имевший на своем счету немало загубленных жизней, был напуган. Несколько минут назад, еще не успел выехать из Сокольников, над самым ухом раздался пронзительный милицейский свисток. От неожиданности Заяц резко затормозил — машину повело юзом. Он выправил руль и обернулся.

— Это кто в мильтона играется? — зло ощерился он.

— Не твое дело! — бросил Кошельков, вынимая маузер и всматриваясь в снежную мглу. — Сволочи, никогда их нет на месте, когда нужно. — Он приоткрыл дверь и вновь засвистел. Откуда-то со стороны Красносельской послышались такие же трели. — Ага, бегут!

Через минуту в летящем снеге замаячили две неясные фигуры.

— Давай, давай скорее! — заорал Кошельков, и, когда патрульные торопливо приблизились так, что уже видны были их молодые, раскрасневшиеся от мороза и бега лица, Кошельков прицелился и хладнокровно всадил по нескольку пуль в каждого. Милиционеры нелепо взмахнули руками, стали валится набок, один несколько раз дернулся и затих. Снег под ним стал алеть.

— Будете, гады, знать Яньку Кошелька! — зло оскалившись, пробормотал главарь и, стукнув рукояткой маузера по спине шофера, хрипло приказал: — Жми!

Ванька, Ленька, Козуля, Колька Заяц с опаской смотрели на своего вожака.

— Ты что, Янька? — тронул его за рукав Козуля.

— Мстить буду! Понятно? — Он скрипнул зубами. — Я их всех ненавижу! Всю эту власть, так их... А ну, стой! — опять потребовал он и, открыв дверцу, вновь пронзительно засвистел.

От Мясницких ворот к машине поспешно бежал милиционер. В нескольких шагах он остановился и взял под козырек.

— Сыпь, легавый на тот свет! — издевательски бросил милиционеру бандит и выстрелил ему в живот.

Милиционер сломился пополам, стал падать, на безусом лице его были написаны удивление и боль.

Заяц рванул с места и повернул на бульвары. Ему было не по себе и захотелось перекреститься. Домчались до Никитских ворот, где, как показалось шоферу, стоял целый наряд. Он поспешно свернул на Большую Никитскую и сразу же в Мерзляковский переулок. По протоптанной в снегу тропинке шли гуськом четверо мужчин и женщина.

— Можете пощупать фраеров, — милостиво разрешил Кошельков, понимая, что надо дать сообщникам возможность сделать то, к чему они стремились, к чему привыкли.

Машина остановилась, все разом выскочили из нее, словно обрадованные.

— А ну-ка, граждане, спокойненько, руки вверх! — скомандовал Козуля, нарочно строя зверскую физиономию. — Кому говорят! — вдруг рявкнул он. — Или жизнью не дорожите?

Побелевшие от страха прохожие покорно подняли руки, прижались к стене дома; немолодая женщина трясущимися губами бормотала: