Приключения английского языка

Однако именно малая толика продолжит нашу историю английского языка. Этой малостью были английские крестьяне, которым удалось выжить. Черная смерть, безусловно, была настоящей катастрофой, но она же повлекла за собой цепочку социальных изменений, способствовавших скорому восстановлению английского языка в правах в качестве признанного языка коренных жителей. Выжившие способствовали тому, что по тропе, проложенной Черной смертью, английский язык продолжил свой путь.

Дело в том, что Черная смерть убила несоразмерное множество священнослужителей, уменьшив тем самым власть латинского языка в стране. В условиях, где люди жили в тесном кругу, как, например, в монастыре или другой религиозной организации, число заболеваний могло быть сокрушительным. В приходах священники порой заражались, ухаживая за больными прихожанами, а иные просто убегали из охваченной чумой местности. В итоге численность говорящего на латыни духовенства значительно сократилась – в некоторых районах страны почти наполовину. Нередко их место занимали миряне, порой едва грамотные и говорящие только на английском.

Но еще важнее было то, как Черная смерть повлияла на фундамент общества – именно на тех людей, которые за английский язык держались крепче всего, среди которых он развивался и созревал.

Оказалось, что во многих районах страны почти некому было возделывать поля и выращивать скот. В результате острой нехватки рабочей силы те, кто занимался простым трудом, впервые обрели голос, им представилась возможность вырваться из феодальных тисков прошлого и потребовать лучших условий и более высокой оплаты. В отчаянной попытке заглушить поднимающийся непокорный ропот власти издавали объемные и суровые указы, запрещавшие рабочим требовать повышения оплаты. Но тщетно. Заработная плата повышалась. Цены на недвижимость падали. Многие крестьяне, ремесленники и другие люди, которых можно назвать рабочим классом, обнаружили опустевшие после чумы фермы и дома и не замедлили их заселить.

Для англичан и их языка это был значительный прорыв. Уот Тайлер поднял крестьянское восстание, которое в 1381 году всего за пять дней грозило сотворить в Англии то, что в 1790 году сотворили для своей страны французские революционеры. Если придерживаться мнения, что это восстание потерпело неудачу из-за одного действия и одного человека, то таким человеком стал почти ребенок – 13-летний король Ричард II. Он остановил восстание, проявив отвагу и смекалку: он встретился с Уотом Тайлером и его армией (захватившей лондонский Тауэр, до тех пор считавшийся неприступным) возле Смитфилда и обратился к нему по-английски. Там король, вынужденный прибегнуть к английскому языку, заманил Уота Тайлера в западню, где предводителя мятежников убили, после чего король тотчас же храбро направился к мятежникам, к которым тоже обратился по-английски. Он успокоил их обещаниями (которые вскоре нарушил) и отправил по домам (где их затем и выследили). Но в основе всей этой истории стоял английский язык. Насколько нам известно, Ричард II был первым в истории монархом со времен Норманнского завоевания, который говорил только по-английски. И заговорил он на этом языке в тот момент, когда его королевство оказалось в шаге от крушения.

Что не менее важно, вдохновителем восстания был проповедник Джон Болл, чьи речи уже были широко известны и чья проповедь в Гринвиче за день до того, как мятежники двинулись на Лондон, начиналась так: «Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто был тогда дворянином?» Большая часть того, что он говорил на английском языке, в сочетании с его талантом слагать рифмованные стихи была гораздо ближе к древнеанглийскому эпосу, чем к изысканному слогу заморских французских трубадуров.

John Ball, priest of Saint Mary, greeteth well all manner of men and bids 'em in the name of the Trinity, Father and Son and Holy Ghost, stand manly together in truth, and helpeth truth, and truth shall help you. Now reigneith pride in price, and covetousness is held wise, and lechery without shame, and gluttony without blame. Envy reigneth with treason, and sloth is taken in great season. God make the reckoning, for now is time. Amen.