Две людоедки подняла на нее свои головы. Та, что постарше оскалила свои гнилые зубы, сверкнув красными воспаленными глазами, но все же попятилась назад, отпустив голову молодого парня.
– Ну же!– я никогда не видел такой свою подругу. От нее исходили волны силы, могучей, ранее мной неизведанной, но темной…Она была соткана из тьмы, и эту тьму вокруг нее можно было даже пощупать, если постараться.– Шевелитесь!
Инфицированные тоже эту мощь, скорее всего почувствовали, и решили, что связываться себе дороже. Задом, задом, беспрерывно оглядываясь, они выбрались из подворотни, оставив свою добычу нам, напоследок завыв по-волчьи, что скорее всего означало, что типа мы еще встретимся.
– Ему надо помочь!– склонился я над сержантиком, щупая медленный пульс, еле пробивавшийся на шее.
– Ему уже ничего не поможет. После укуса его душа принадлежит Тьме!
– Агри…
– Дворкин!– обернулась она на меня, взглянув так, что я отшатнулся от нее в испуге.– У тебя жена умирает!
Тело полицейского вдруг выгнулось дугой, глаза открылись, пустые, черные, как уголь. Он попытался схватить меня за руку и притянуть к себе, алчно щелкая зубами, только удар ведьмы спас меня от больших неприятностей.
– Бежим! Зло в этом доме!– кивнула удовлетворенно ведьма на пятиэтажку, во дворе которой мы стояли.– Я чувствую его…
Я довольно скептически отнесся к заявлению ведьмы. Дом был старый. Еще советской постройки, как и везде фасад здания был старательно отреставрирован под сталинский ампир, с колоннами, гигантизмом. Советскими звездами под крышей, а вот его тыловая сторона помнила времена и получше. Растрескавшаяся штукатурка, местами выпавшая, обнажившая красную кирпичную кладку и наспех заделанные швы, узкие окна с деревянными рамами и коричневая дерматиновая дверь, ведущая в подъезд, закрепленная на пружине, совсем так же, как и в моем далеком детстве. Вряд ли такой халупе найдет свое убежище бывший президент Украины…Но спорить не стал! Агриппа находилась в каком-то диком состоянии измененного сознания, только что зубами не клацала, бешено вращая налитыми кровью глазами.
– Пошевеливайся!– негромко приказала она, двигаясь уверенно к первому подъезду. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней.
Внутри дом оставался таким же советским, как и снаружи. Выкрашенные до половины зеленой краской стены, расписанные малолетней шпаной любовными признаниями, характеристиками сексуальных пристрастий своих друзей и подруг, а так же плохо исполненными логотипами футбольного киевского Динамо. В подъезде воняло кошками и застарелой мочой.
– Да уж…– проговорил я, оглядываясь по сторонам.– думаю, что Петр Алексеевич сам не в восторге от того, где прячется.
– Тшш!– приложила палец к губам ведьма, напрягаясь, прислушиваясь к чему-то. Хотя во всем доме царила мертвая тишина. Те жильцы, напуганные пандемией, которые не успели свалить за город на дачи, подальше от общения с внешним миром, замерли в своих однушках, напряженно вслушиваясь в пальбу на улицах Киева.
– Сюда…– позвала меня Агрида, уже чуть более спокойным голосом. Видимо, действие обряда заканчивалось, или селезенка инфицированного успела перевариться в желудке у колдуньи, но блеск кровавый в глазах чародейки погас, да и голос звучал не столь пугающе хрипло.
Она вела меня на второй этаж. Шла спокойно и уверенно, будто заранее знала, где скрывается злодейка. На лестничной клетке повела носом и указала на неприметную дверь, обитую дешевым дерматином. Звонка не было.
– И что будем делать? Есть какой-то план?– нахмурился я, аккуратно подбираясь к двери, чтобы послушать не доносится ли оттуда каких-то посторонних звуков, которые выдали бы обитателей квартиры.
– Ничего…– пожала плечами Агриппина.– Постучим…
– Так просто? Вот она нам и открыла!– усмехнулся я, скептически хмурясь.
– Она нас ждет…– коротко ответила чародейка и постучала в дверь.
Буквально через минуту внутри квартиры раздались тяжелые, торопливые, шаркающие шаги. Скрипнул замок, зазвенела снятая цепочка.
На пороге квартиры нас встречал Петр Алексеевич Волошенко – бывший президент Украины, сейчас мало похожий на себя прежнего, упитанного боровка с наглым хитрым еврейским взглядом. Вместо него он превратился в измученного, безмерного уставшего мужчину средних лет, заросшего до самых глаз седой щетиной, начинающей оформляться в бородку, забитым, полным ужаса взглядом. Его левая рука повисла безвольно плетью, лицо и ладони были сбиты. Коричневые ссадины начали покрываться корочкой и подсыхать, но все еще кое-где местами кровоточили.
Не зная, что делать дальше, и целиком отдавая в руки Агриппины инициативу, я затоптался на месте, не понимая, как себя вести. То ли поздороваться, то ли оттолкнуть его в сторону, ворваться в квартиру, устроить бедлам? Но Волошенко не дал мне испробовать ни один из этих вариантов. Он отступил чуть назад, давая нам пройти, и тихо сообщил: