Приключения Джона Дэвиса

Затем шли другие танцы, но Фатиница, сославшись на утомление, не принимала в них участия. Она села подле сестры и оставалась там все время, пока музыка не подала знак расходиться. Женщины завладели новобрачной и препроводили ее в ; это была, по обычаю древних, самая красивая комната, где стояло брачное ложе с двумя громадными освященными свечами по бокам — они должны были гореть всю ночь. У порога все остановились и служка-пономарь окропил углы святой водою, дабы изгнать оттуда злых духов и оставить только добрых. По окончании церемонии Стефана вместе с ближайшей подругой и Фатиницей вошла в комнату. Через четверть часа обе девушки вышли, а молодые люди провели в спальню новобрачного через потайную дверь, задвинутую изнутри слабым засовом, так что ему как бы пришлось преодолеть символическую преграду. У этого народа, и наивного, и хитроумного одновременно, все полно аллегорий!

Свадьба закончилась; домой все возвращались уже без всякого порядка. Юноши предложили руку девушкам, вновь опустившим вуали. Моя золотая нить давала мне право вести Фатиницу, и я, наконец, ощутил ее прикосновение, легкое, точно крыло птицы, задевшей ветку. Кто мог бы поведать, о чем говорили мы? Не было произнесено ни слова о нашей любви, и все слова были полны любовью. Есть нечто чистое и потаенное в излияниях двух впервые полюбивших сердец. Мы беседовали о небе, о звездах, о ночи, но, подходя к дому Константина, я уже знал, что я самый счастливый мужчина на свете, а Фатиница знала, что она — самая любимая женщина.

На другой день все исчезло как сон: нам не могло представиться даже случайной возможности встречи и мы не могли изобрести никакого предлога для нее. Два-три дня я жил воспоминаниями, но время шло, и душу поразила столь же глубокая боль, сколь глубока была прежде радость. Целый день я искал возможность написать — вернее, переслать Фатинице письмо, но так ничего и не смог придумать. Мне казалось, что я схожу с ума.

Следующим утром голубка села ко мне на окно, и я вскочил от радости: гонец нашелся. Я приподнял ставни, и птица Венеры влетела в комнату, будто зная, чего от нее ждут. Взяв квадратик бумаги, я написал:

«Я Вас люблю и умру, если Вас не увижу. Сегодня вечером с восьми до девяти часов я буду гулять в саду и остановлюсь в восточном углу. Во имя Неба, ответьте мне хотя бы одним словом, подайте хоть какой-нибудь знак в подтверждение, что Вы сжалились надо мной».

Я привязал записку под крыло птицы; она полетела к окну своей хозяйки и скрылась за ставнями. Сердце мое ликовало, как у ребенка. Весь день меня попеременно охватывали то внезапная дрожь, то небывалый страх, что я ошибся, принимая поступки Фатиницы за проявления любви. Я не осмелился обедать вместе с Константином и Фортунато; нечто твердило душе, что, нарушив законы гостеприимства, я совершил дурной поступок и это приведет к беде. Наступил вечер. За час до указанного в записке времени я вышел, направился в сторону, противоположную саду и, сделав большой крюк, вернулся и присел у восточного угла.

Пробило девять часов; с последним ударом колокола к моим ногам упал букет: Фатиница догадалась о моем присутствии. Я бросился к цветам. Она не ответила на письмо, но что за дело, раз цветы были от нее! Внезапно я вспомнил, что на Востоке букет — тоже послание, он так и называется «салам», то есть «привет». Фатиница бросила мне примулы и белые гвоздики. Мне тотчас же стало казаться, что именно эти цветы я больше всех других любил в жизни, но, увы! язык их был неведом мне.

Тысячу раз я целовал их и прижимал к сердцу. Тщетно! Фатиница забыла, что в моей стране у цветов есть названия, есть аромат, но они немы. Она ответила мне, но я не сумел прочесть ее ответа, а из боязни выдать нашу тайну не смел ни к кому обратиться за помощью. Я возвратился к себе и, запершись, точно скупец, намеревающийся пересчитать свои сокровища, достал спрятанный на груди букет и развязал его в надежде найти там какую-нибудь записку. Но запиской были сами цветы: больше ничего.

Тут на память мне пришла моя гречаночка — она-то при всей своей бедности и скудоумии конечно же должна была знать этот магический и благоуханный язык. Завтра я узнаю, что Фатиница хотела сказать мне. Прижимая букет к сердцу, я бросился на диван, и золотые сны снизошли на меня. Пробудившись с рассветом, я поспешил в город. Жители его только начали вставать, и улицы были еще пустынны. Раз десять я прошелся по ним вдоль и поперек, пока не увидел ту, которую искал. Подпрыгивая от радости, она побежала мне навстречу: каждый раз, как мы встречались, я что-нибудь ей дарил.