— Что хочешь, — ответила мама. — Сама сообрази, у меня голова занята другим!..
— Сварю-ка я мясную лапшу, — решила Лина.
Но в этот миг фаянсовый шар в ярких цветах качнулся над удаляющейся бричкой, и Лина с ужасом вспомнила, что супницы больше нет. Она озабоченно повернулась к маленькой Иде и Альфреду и проговорила упавшим голосом:
— Придётся сегодня поужинать свининой с хлебом.
Эмиль уже несколько раз бывал в Марианнелунде. Он очень любил ехать в бричке и, мерно покачиваясь, глядеть на хутора вдоль дороги, на играющих в усадьбах ребятишек, на собак, хрипло лающих вслед, на лошадей и коров, мирно жующих траву… Но сегодня всё было по-другому. Он сидел в полной темноте и не видел решительно ничего, кроме носков своих новых башмаков, да и то ещё надо было изловчиться и до боли скосить глаза. Поэтому он всё время спрашивал папу: «Где мы едем?… А сейчас что проехали?… Блинный хутор?… А Поросячий уже виден?…»
Пусть тебя не удивляют эти названия. Эмиль дал прозвища всем хуторам. Блинным он назвал хутор потому, что однажды увидел за его оградой двух малышей, уплетавших блины, а Поросячьим — другой хутор в честь очень смешного поросёночка, который как-то раз, когда они ехали мимо, потешно чесал бок о здоровенный камень.
А теперь, с дурацкой супницей на голове, он не видел решительно ничего: ни малышей, ни поросёнка… Что же ему оставалось делать, как не тормошить папу: «А теперь мы где?… А что ты видишь?… А далеко ещё до Марианнелунда?…»
В приёмной доктора, когда они вошли, было полным-полно пациентов. Все ожидавшие с сочувствием посмотрели на мальчика с супницей вместо головы.
Они понимали, что произошла беда. Лишь один злой старикашка принялся хохотать и хохотал без устали, будто так уж смешно угодить головой в супницу и застрять в ней.
— Ох-ох-ох! Ах-ах-ах! — не унимался старикашка. — У тебя что, уши мёрзнут?
— Нет, — ответил Эмиль. — Сейчас нет.
— Так на кой же ты нахлобучил этот горшок?
— Чтобы уши не мёрзли, — нашёлся Эмиль. Он хоть ещё и маленький, а за словом в карман не полезет.
Но тут его взяли за руку и повели в кабинет. Доктор не рассмеялся. Он только сказал:
— Здравствуй, молодец. От кого это ты спрятался?
Эмиль не видел доктора, но обернулся на голос, шаркнул, как его учили, ножкой и вежливо наклонил супницу. Раздался грохот, и супница разлетелась на две половинки. Ты спросишь почему? А вот почему: когда Эмиль учтиво наклонил голову, здороваясь с доктором, он со всего маху стукнулся супницей об угол стола. Вот и всё.
— Плакали мои четыре кроны! — горестно шепнул папа на ухо маме.
Но доктор всё же расслышал его слова.
— Что вы, милейший, наоборот, вы выиграли крону. Когда я вынимаю детей из супниц, я беру пять крон, а ваш молодец справился с этим делом без моей помощи.
И представьте себе, папа сразу повеселел. Он даже был благодарен Эмилю, что тот расколотил супницу и тем самым заработал крону. Он поднял половинки с пола, и они все втроём — папа, мама и Эмиль — дружно вышли из кабинета. На улице мама спросила папу:
— Ну а что мы купим на заработанную Эмилем крону?
— Ничего! — ответил папа. — Мы её сбережём! Но мы дадим Эмилю пять эре, чтобы он положил их в свою копилку. Так будет справедливо.
У папы слова никогда не расходились с делом. Он тут же вынул кошелёк, достал монетку и протянул её Эмилю. Представляешь, как тот обрадовался!
Не теряя времени попусту, они сели в бричку и тронулись в обратный путь.
Теперь Эмиль был всем очень доволен: он опять сидел на заднем сиденье, но в кулаке у него была зажата монетка в пять эре, на голове красовалась не супница, а синенький кепарик, и глядел он на что хотел — на детей, на собак, на коров, на деревья у обочины дороги.
Если бы Эмиль был самым обыкновенным мальчиком, с ним бы в этот день уже больше ничего не случилось, но в том-то и штука, что он не был обыкновенным. Вот послушай, что он ещё натворил. Чтоб не потерять монетку, он сунул её за щеку. И в тот самый миг, когда они проезжали мимо хутора, который Эмиль прозвал Поросячьим, до папы с мамой донёсся какой-то странный звук. Это Эмиль проглотил монетку.
— Ой! — воскликнул Эмиль. — До чего она быстро проскочила!
Мама Эмиля снова заволновалась:
— Дорогой, как нам вынуть из мальчика эту монету? Придётся вернуться к доктору.
— Хорошо ты считаешь, нечего сказать! — проворчал папа Эмиля. — Выходит, мы заплатим доктору пять крон, чтобы добыть пять эре. Что у тебя было по арифметике, когда ты ходила в школу?
Эмиль ничуть не огорчился. Он похлопал себя по животу и сказал:
— Я теперь сам стал свиньёй-копилкой. У меня в пузе пятиэровые монетки будут в такой же сохранности, как в свинке. Из неё тоже ничего не вынешь, я не раз пробовал. И кухонным ножом ковырял… Так что знаю.
Но мама не сдавалась. Она настаивала, чтобы они снова повезли Эмиля к доктору.
— Я ведь ничего не сказала, когда он съел все пуговицы от штанов, — убеждала она папу Эмиля. — Но пятиэровая монетка куда несъедобнее, это может плохо кончиться, уж поверь мне!