Приключения Эраста Фандорина

И тоже красивый, на сдержанный, нерусский манер. Движения экономные, изящные. Наверняка умный. Явно не весельчак. Вроде по первому впечатлению проигрывает «Шаеньке», но чувствуется и второй слой, а это всегда манит.

Бедный старец с его американским дипломом при такой конкуренции совсем поблек.

Будто и сам это чувствуя, он сразу после трапезы сказал:

– Отбой. Два часа спим. Потом плывем дальше.

Не дал молодым мужчинам развлечь даму беседой, а «Шаенька» поглядывал на Мону с приязнью и, кажется, был не прочь распустить хвост.

– Слово адмирала закон для моряка, – сказал он со вздохом. Улегся, положив под ухо локоть, и моментально засопел.

Скукин лег в позу покойника, скрестив руки на груди и пристроив вместо подушки рюкзак. Старец Сергий величественно задремал, привалившись спиной к дереву.

Раз веселого пикника не получилось, устроилась на привал и Мона: поодаль от мужчин, в баркасе. Отгородилась от земли бортами, так что осталось одно только небо наверху. Закрывала глаза – оно было светло-синее. Открыла – буквально через секунду – а оно уже черное. Ночь.

Проснулась Мона оттого, что баркас покачивался на волнах.

– Давно плывем? – спросила она охрипшим со сна голосом.

На нее зашипели:

– Тсссс.

Кто-то, по шепоту не разберешь, сказал:

– Тише. Ночью по реке далеко слышно.

Мона тоже перешла на шепот:

– Мы уже в Козолупии?

– Да.

Села, чтобы посмотреть, но сначала ничего не увидела кроме неподвижной черноты сверху и еще одной, колышущейся, внизу. Понемногу глаза привыкли к темноте, и стала различима густо-серая полоса недальнего берега и светло-серая рябь на воде. Лодка медленно, бесшумно плыла по течению.

На носу сидел кто-то в застывшей позе, со странно расставленными локтями. Скукин, угадала Мона по фигуре. Что это он делает? А, в бинокль смотрит. Но что можно увидеть в темноте?

Вдруг Скукин вскинул руку.

– Что? – шепнул Канторович. Этот сидел на дне баркаса, прямо перед Моной, но она разглядела его только сейчас.

– Что-то светится, не пойму, – ответил Скукин.

Штабс-капитан подсел к нему.

– Дайте ваши чудо-окуляры… Да, огонь. Посередине реки? Странно. Эй, старец, рулите-ка вон к тому мысу.

Чуть скрипнул руль.

Впереди река делала изгиб, и баркас взял курс на выступ берега. Нос мягко уткнулся в песок. Мужчины один за другим, стараясь не шуметь, вылезли. Мона – за ними.

Что-то хрустнуло. Это Скукин лез на невысокое кривое дерево. Замер.

– Что он делает? – спросила Мона у стоявшего впереди отца Сергия.

– У него морской бинокль ночного видения.

Она немного прошла по берегу, раздвинула ветки.

Действительно, огонь. Река здесь сильно сужалась, метров до сорока, а то и до тридцати, и прямо посередине на чем-то плоском, ровном пылал желто-красный конус. Больше ничего разглядеть было нельзя, и Мона вернулась.

– Что там? – тронул Скукина за каблук штабс-капитан.

– Не мешайте.

Прошло еще две или три минуты, прежде чем Скукин спустился.

– Господа, ситуация следующая. Это паромная переправа. Паром выведен на середину. Там трое с винтовками. Огонь горит в бочке, освещает воду. Незаметно проплыть невозможно.

Канторович тихонько присвистнул.

– Кордон, мать его! Виноват, сударыня.

– Это еще не всё, – невозмутимо продолжил Скукин. – Напротив, на нашем берегу, под деревьями, пулеметное гнездо. Я разглядел мешки, ствол, две головы.

– Что будем делать? – спросил Канторович.

– Посмотрим с другого ракурса. Идемте, штабс-капитан.

Они вдвоем подошли к самой воде, о чем-то тихо переговариваясь.

– Штатских и слабый пол к участию в военном совете не привлекают, – иронически заметил отец Сергий. – Ну посмотрим, что решит г-генеральный штаб.

– Слушаюсь, господин подполковник, – сказал Канторович, чуть повысив голос. Шагнул в заросли. Исчез.

А Скукин вернулся, все такой же невозмутимый и деловитый.

– Ситуация военная, – сказал он, – поэтому беру командование на себя.

– Куда он? – спросила Мона про штабс-капитана, а отец Сергий спросил:

– Каков план действий?

Скукин, разумеется, ответил не ей, а мужчине:

– «Козолупинская республика» у красных считается союзницей. Ее лозунг «Советы без жидов и коммунистов». Поэтому поплывем открыто. У меня удостоверение помощника начальника штаба красной бригады. Скажу, что спускаюсь по реке с донесением. Вы, сударыня, переоденьтесь – у меня в мешке есть запасная гимнастерка. Фуражку возьмите мою, уберите волосы под нее. У большевиков служит немало женщин, но все стриженые. Вы – просто лодочник. – (Это уже отцу Сергию.) – Минуем кордон – подберем Канторовича. Он обойдет по суше. Всё ясно? Главное помалкивайте. Говорить буду я.

– А почему Канторович не с нами? – спросила Мона. – У него ведь тоже советские документы.

– Потому что он – Шая Канторович, – нетерпеливо ответил подполковник. – Я ведь объяснил: козолупинцы не любят евреев.

У отца Сергия был другой вопрос:

– Какой у вас план на случай, если нас все-таки задержат?

Тревоги в голосе не было, только любопытство.

Скукин ответил еще резче, чем Моне: