Приключения юнкора Игрека

Легкий морозец, сковавший за ночь лужу у крана, превратил ее в великолепный каток, и ликующая малышня неугомонно полировала его ботинками, полами пальто, а кто и носом. У водосточной трубы, из которой торчали длинные клыки льда, сгрудились первоклассники. Они нещадно колошматили по толстой застывшей лаве из трубы, думая выбить ледяную начинку. Бедная труба, цепко душа пленницу в своих жестяных объятиях, скрипела, скрежетала — словом, грозила в конце концов отвалиться целиком — во весь свой трехэтажный рост. Я схватил за руку наиболее рьяного перваша, который бил по трубе ногой с особо великой ненавистью и умением — с разбегом, с грозным и визгливым воплем «Яр-р-х!». Он явно демонстрировал дружкам свое мастерство в приемах каратэ.

— Отвалится ведь! — спокойно сказал я, чтобы разом охладить воинственный пыл перваша, беспощадно наступавшего на трубу, ушедшую в глухую и пассивную оборону.

Резко вырвав руку и еще не остыв от атакующего пыла, кроха-каратист злобно выкрикнул, жалуясь на заледеневшую и уже заметно накренившуюся трубу:

— А что она… Она сама…

Впору было опешить от такой наглости. Послушать его — так это не он истязал трубу, а она сама приставала к беззащитным малышам и заслуживала того, чтобы ее связали и отнесли для разбора-дела в комиссию по делам несовершеннолетних.

Между тем, препираясь с малышами, я заметил, что с края крыши, неподалеку от того места, где начинала свой разбег эта злополучная труба, свисает громадная ржавая сосулька. Ее хищные клыки напоминали страшные зубы дракона, который в сказках издыхает, развалившись на высоком утесе или ветвях дерева, позволяя при этом смертельному яду преспокойно капать вниз — в ладони умирающих от жажды и ничего не подозревающих путников. Немного фантазии — и можно было представить, что дракон перекочевал с утеса на крышу школы. Еще легче было представить, что может произойти, если вся эта грозная ледяная челюсть или хотя бы один зуб сорвется с крыши, стальным штыком полетит вниз на беспечно резвящихся на катке малышей… Я сразу же утратил всякий интерес к трубе и каратисту.

— Гляди, — показал я Самохвалову на сосулище. — Упасть может.

— Может, — согласился Борька.

— Надо что-то делать, — сказал я.

— Предлагаешь лезть на крышу? Не-е. Запросто упадешь. Что потом маме скажешь?

Я вздохнул. Верно говорит Борька. Скользко. Да и мамам, похоже, про такой наш поход на крышу другие говорить будут…

— Вот бы палку такую… — размечтался Самохвалов. — Длинную-длинную. Сразу бы все посшибали.

— Палку? — усмехнулся я. — На три этажа. Это, если хочешь знать, целый тополь надо спилить, а потом его всей школой держать, чтобы лупить по сосулькам.

И тут меня осенило.

— Слушай, а ведь ты прав! — воскликнул я. — Действительно, нужна палка. И, знаешь, куда короче! Просто ею надо из окна третьего этажа шуровать. Что у вас там? Во-он, прямо под сосулькой. Да ее, вижу, из окна рукой схватить можно.

Сосулька свисала до половины верхнего окна и, ухватившись теплой ладонью за ее ледяное вымя, наверное можно было подоить всю заледеневшую крышу, как доили мы в поселке неприветливую корову по кличке Киса.

— Не получится, — тряхнул головой Борька. — Наталья Умаровна не разрешит окно открыть.

— Это кто?

— Зоологичка. Там ее кабинет.

— А почему не разрешит?

— Скелеты простудятся, — усмехнулся Самохвалов. — Она, знаешь, какая! Никого к своим сокровищам не подпускает на расстояние ближе вытянутой указки. На свои деньги пылесос купила и в кабинете держит. Каждый день со скелетов пыль сдувает, чтобы выглядели элегантно. А ты говоришь — окно открыть…

Слушая Борьку, я не сводил глаз с сосульки, которая, казалось, торжествовала от сознания собственной неуязвимости. «Знала, гадюка, где с крыши сползать», — с ненавистью подумал я о сосульке. Похоже, только лассо или ружье могло помочь расправиться с нахалкой.

И тут мне в лоб угодил метко пущенный кем-то снежок. Наверное, сам великий Ньютон был меньше рад некогда рухнувшему ему на голову яблоку, чем я этому снежку — подсказчику. Потому что именно он и навел меня на мысль, как следует поступить с обнаглевшей сосулькой. Живо слепив снежок, я запустил им вверх. Испытательный полет моего снаряда протекал вяло. Земля тянула снежок к себе незримыми вожжами всемирного тяготения. Похоже, Ньютону, поневоле ставшему сейчас союзником сосульки, повезло в свое время с яблоком куда больше, чем мне. Оружие явно требовало усовершенствования.

— А запечём-ка в снежок начиночку! — подсказал Борька и, показывая пример, живо облепил снегом камушек.

— Гениально! — похвалил я, и Борька, размахнувшись, запустил снежком, который улетел далеко за крышу.