Приключения капитана Кузнецова

В тайге сыро, темно и неуютно. Невидимый туман мелкими капельками липнет к ресницам, бороде, одежде. Набухшие листья бесшумно вдавливаются в землю, и даже ветви ломаются под ногами без треска. Взбираюсь на первый, знакомый по походам увал. Его вершину уже осветило взошедшее бледное, какое-то виноватое солнце, и серая пелена тумана распалась на огромные рваные клочья. Они медленно катятся по вершинам деревьев в пади и распадки, чтобы спрятаться там на весь день в известные только им убежища.

Уже отдохнули плечи, и под мокрую от пота рубашку забрался холодок, но уходить с увала не хотелось. Куда ни взглянешь с высоты - ласкают взор чудесные картины осеннего леса. Кажется, что природа в огромной картинной галерее выставила для показа все свои красоты, созданные за короткое, но щедрое теплом и светом северное лето. И каждый участок пейзажа так и просится увековечить его в золотой раме.

Куда идти? - встает вопрос. С увала речки не видно.

Все главные реки Сибири текут с юга на север. Справа и слева голубыми извилистыми жилами к ним идут многочисленные притоки. Значит, притоки, как бы не извивались по тайге, текут с востока к западным и с запада к восточным берегам великанов. Чтобы скорее встретить приток большой сибирской реки, надо идти на юг или на север. Вероятнее всего я нахожусь слева от большой реки не меньше как за четыреста километров от ее берегов и где-то севернее шестьдесят второй параллели. Остается только надежда встретить безымянную небольшую речку, воды которой смогут доставить меня к голубой реке. Но идти надо так, чтобы, если притока здесь и нет, все же выйти к ее берегам.

И я пошел на северо-восток. В шалаше остался весь запас продуктов на зиму: рогозовая мука и клубни стрелолиста, копченая колбаса и рыба, медвежий окорок, сушеные грибы и ягоды, кедровые орехи и черемша. Кроме того, там осталось два горшка и глиняные кружки, медвежья шкура, коллекция грибов, самородки золота и все записи на бересте. За всем этим - если останусь жив-здоров - мне придется приходить, и я отмечаю свой поход затесами на стволах, указывая все повороты.

Звериная тропа вьется змейкой между гигантскими стволами лиственниц и сосен. Только изредка встречается береза и совсем уж редко - кедр. Чем ближе к пади, тем меньше сосен; наконец сосна, словно не решившись бежать под гору, осталась позади. Низинные места сплошь заняла лиственница. Это героиня наших северных лесов. Ее корни проникают в любую щелочку земли, стойко переносят излишек влаги и сильные холода, находят пищу среди камней и валунов, даже вечная мерзлота под нетолстым слоем талой почвы для них не преграда. Увалы и теплые склоны, песчаные возвышенности и богатые пищей почвы равнины занимает более нежная сосна. Но она не живет одна. Точно приветливая хозяйка, сосна приютила своих сородичей - ель и кедр, изредка - пихту. Вместе им веселее и легче устоять против невзгод капризной северной природы. И не во всем сосна уступает красавице севера - лиственнице. Она одевается толстым слоем коры и легче переносит пожары. При лесном пожаре бывает так, что гибнут почти все породы, а сосне - ничего. Живые ткани ее не испеклись, их защитила кора. И сосна стоит с обугленными черными стволами, по-прежнему растет и зеленеет. Но не будь лиственницы - места с холодными почвами и близкой вечной мерзлотой оставались бы голой пустыней и тундра подходила бы близко к южным районам. А так всюду лес и лес… И сколько древесины, сколько богатства!..

Мешок стал тяжелее и давит к земле. Заныла спина и ноги просят отдыха. Прошел больше десяти километров таежного пути. Но широкая падь или равнина, что виднелась с увала, вселила надежду встретить реку или речку, и я шагаю к ней, превозмогая усталость.

Часа через полтора лес вдруг разомкнул свои кроны, а звериная тропа растворилась в зарослях тальника и ерника. Из-за кустов на меня глядело бесконечное унылое болото, преградившее путь.

Опять заплечный груз стал невыносимо тяжелым, мокрая гимнастерка сжимает грудь, дышать становится все труднее. От усталости ноги дрожат в коленях; во рту совсем пересохло. Снимаю ношу и падаю на пропахшую болотом мокрую землю. Получасовой отдых не вернул сил, мучает жажда. Взваливаю мешок на спину и, отметив поворот вправо, иду тальником вдоль болота с надеждой найти ручеек или родник. Привыкшие к тайге глаза скоро нащупали звериную тропку. Она путалась между кустами, забегала под полог леса и опять вела тальником. За полчаса тропка действительно привела к спрятанному в кустах небольшому роднику.

Двумя глотками, по-армейски, утоляю жажду и растягиваюсь вверх лицом на прохладной травке. В безоблачном голубом просторе по-летнему пылает солнце, блестят комочки паутины. И хочется взлететь в небесную лазурь, где нет ни увалов, ни болота, где по-иному колотится сердце и никогда тоска не тревожит душу… До ломоты в спине развить бы там скорость и за два часа прилететь к друзьям.