Приключения капитана Кузнецова

Уже давно день. По-прежнему свирепствует буря, и мороз градусов под тридцать; как и вчера, воздух заполнен слепящей снежной пылью и видны только ближайшие деревья. Не удаляясь от норы, собрал немного сучьев, высек огонь. Осталось только пять спичек. С костерком веселее и теплее. Только здесь мне стал понятным нрав сибиряков, которому я дивился в войну на фронте… Ни днем, ни, тем паче, ночью не сидит сибиряк без костра, если он не занят походом или боем. Если рядом фронт и нельзя разводить большого костра, его жгут в каске, в железной бочке, у гусениц разбитого танка, под обломками самолета, но жгут всегда, и летом и зимою, по ночам и нередко в солнечный полдень. Сибиряк не поведет беседу, не станет вплетать в разговоры столь нужные на фронте веселые шутки и прибаутки, если рядом нет костра. Вспыхнул костерок - переродился сибиряк. На лице улыбка, а прибаутки так и просятся на язык. Появляется гармонист или запевала, и у костра не суровые, отбившие пять атак бойцы, а ансамбль песни и пляски с участием мастера художественного слова.

Но вот догорели последние головешки или доски от кузова разбитой машины, смолкает песня, потом баян, погружается в думы рассказчик сибиряк; боевых друзей обнимает усталость.

И вот теперь, в тайге, каким бы тягостным не было одиночество, какая бы грусть не подкралась к сердцу, но запылал, затрещал костер - на душе тепло и радостно. Ты уже не одинок, с тобою рядом как бы живое веселое существо. Мучает лишь один вопрос - когда же прекратится буря?

На этот раз проснулся от страшных сновидений. Приснилось, что оглох. Подымаю голову, снимаю шлем и шкуру, но кажется, что сновиденье не проходит и я действительно глухой. Кругом мертвящая тишина. Прикладываю ухо к стволу соседки - он не гудит и… не дрожит. Пробиваю головой толщу снега, на четвереньках выползаю из норы… Над тайгой огромный темный купол, усеянный бабочками зеленоватых звезд. Без вздохов и стонов спит тайга… та самая тайга, что так недавно стонала и ревела от безжалостных ударов бури.

ПРЕСЛЕДОВАТЕЛИ

Пообедал у костра в тайге за болотом, где в первый поход ночевал на разогретой костром почве. Солнце не грело, но светило ярко, и я спешил засветло побольше пройти к землянке. Отойдя с полкилометра, вспомнил, что у костра оставил консервную банку - незаменимый походный чайник. Повесил ношу на сук и налегке поспешил назад за банкой. Но что это? На моих следах оставлены отпечатки огромных лап в ту же сторону, к кострищу. Приглядываюсь к отпечаткам, и уже не возникает сомнения - прошел волк

Но один ли и куда? Ведь все волки, сколько бы их не было в стае, ходят гуськом, шагая в один след, в след вожака. В одном месте когти лап хищников оставили царапины в обе стороны: за мной и обратно. Значит, они шли по следу и, увидев мое возвращение, тоже повернули обратно. По отпечаткам когтей можно сосчитать - шло четыре или пять волков.

По спине забегали мурашки. Беру себя в руки и пускаюсь по следу в догонку. Надо свистеть, кричать, напугать, тогда, может быть, отстанут. Вот кострище и рядом нетронутая банка, а волки ушли дальше, так и не показавшись на глаза. С оглядкой спешу к котомке, чтобы - главное - выиграть время для подыскания удобного ночлега до наступления темноты.

С нелегким грузом идти трудней. Вот уже скоро провальное озеро. Опять заныла нога - сказалась жизнь в снегу в течение двух суток - и шаги стали короче, а подходящего ночлега с защитой хотя бы для спины не вижу. Правда, можно найти дерево, на которое при появлении зверей легко взобраться, но просидеть на нем несколько часов без движения, даже при этом небольшом морозе, невозможно. Да и прятаться так нет смысла. Ведь волки все равно будут ждать, окружив мое убежище, пока не слезу или не свалюсь закоченевший и стану легкой добычей.

Солнце уже зашло. Несколько секунд любуюсь прекрасной лилово-розовой зарей. И тут замечаю, что рядом стоит куст кудреватой рябины, по-родному улыбаясь застывшими кистями оранжевых ягод. Срываю плодики прямо губами, и они сухариками хрустят на зубах, распространяя во рту знакомый с детства кисло-сладкий холодок. Хочу шагнуть дальше, но в правое колено сильно кольнуло, и я присаживаюсь у рябины на мешок, чтобы передохнуть пять минут, не больше.

Метрах в десяти от рябины, справа, плотно стоит многочисленная семья столетних бородатых лиственниц с серой от лишайника корой. За ними опять елово-сосновое редколесье. К оранжевым кистям сами потянулись руки, а хрустящие плодики запахли домашним уютом и детством. И не хочется думать, что я одинок в тайге, что за мной по пятам гонится голодная стая серых хищников, что надо искать какое-то укрытие. А может быть, волки давно оставили мой след и сейчас спешат за более надежной и более богатой добычей? Во всяком случае их пока не видно.