– Зогар Заг; дитя Джеббала Зага, который по-прежнему наведывается в свои мольбища[12]
. Женщина из Гвавелы спала в мольбище Джеббала Зага. Ее ребенком и стал Зогар Заг. Я тоже сын Джеббала Зага, рожденный от брака с огненным существом из далекой страны. Зогар Заг призвал меня из Земли Туманов. С помощью заклинаний, колдовства и собственной крови он материализовал меня во плоти собственного мира. Мы с ним стали одним целым, связанные невидимыми нитями. Его мысли – мои мысли; если его бьют, у меня остается синяк. Если я получаю рану, он истекает кровью. Но я говорю уже слишком долго. Скоро твой призрак будет общаться с духами Темной Земли, и они расскажут тебе о прежних богах, что не умерли, а всего лишь спят во внешних безднах, иногда пробуждаясь ото сна.– Хотелось бы мне знать, как ты выглядишь, – проворчал Конан, вынимая из-за пояса топор, – ты, который оставляет птичьи следы, горит пламенем и разговаривает человеческим голосом.
– Увидишь, – ответил голос из пламени, – и унесешь это знание с собой в Темную Землю.
Пламя взметнулось и опало. В гаснущих отблесках проступили смутные очертания лица; поначалу Конан решил, что перед ним в зеленом пламени стоит сам Зогар Заг. Но призрак, покачивающийся перед ним, превосходил его ростом, и в чертах его было нечто демоническое – Конан подметил некоторые характерные отклонения и у Зогара Зага. Глаза были раскосыми, уши – заостренными, губы – по-волчьи тонкими. И глаза пылали, как раскаленные угли костра.
Стали видны и прочие детали: узкая грудь, покрытая чешуйками, но отчего-то кажущаяся вполне человеческой, человеческие же руки, а вот ниже талии длинные журавлиные ноги заканчивались вывернутыми наружу ступнями с тремя пальцами, похожими на лапы гигантской птицы. По длинным конечностям пробегали трепещущие языки зеленого пламени. Конан видел его словно сквозь светящуюся дымку.
А потом вдруг существо оказалось совсем рядом, хотя он даже не заметил, когда оно сдвинулось с места. Длинная рука, заканчивающаяся изогнутыми серповидными когтями, взлетела в воздух и обрушилась на его шею. С яростным криком Конан стряхнул с себя заклятье и отпрыгнул в сторону, замахиваясь топором. Демон уклонился от удара, с нечеловеческой ловкостью отдернув узкую голову, и вновь в шипении пламени атаковал его.
Но раньше ему помогал страх жертв, с которыми ему приходилось иметь дело, а Конан не испугался. Он знал, что любое существо, облеченное в материальную форму, можно поразить материальным же оружием, какой бы отвратительный вид оно ни имело.
Движение когтистой руки сбило с головы киммерийца шлем. Чуть ниже, и с плеч наземь полетела бы его голова. Но Конана охватила свирепая радость, когда его меч по рукоять вошел в пах чудовищу. Он сумел отступить вбок, уходя от падающего удара, и вырвал свой меч. Когти прошлись по его груди, вспарывая кольчугу с такой легкостью, словно та была бумажной. Однако Конан прыгнул вперед с быстротой голодного волка. В мгновение ока он проскочил под беспорядочно размахивающими руками и вонзил меч в живот монстру, ощутив, как руки того сомкнулись и когти разрывают кольчугу у него на спине, стараясь добраться до жизненно важных органов. Холодное, как лед, зеленое пламя слепило его – а потом он яростным рывком высвободился из объятий слабеющих рук, и меч его описал в воздухе сверкающую дугу.
Демон пошатнулся и рухнул набок. Голова его держалась на тонкой жилке. Окутывающее его пламя злобно рванулось кверху, уже кроваво-красное, скрывая его силуэт. В ноздри Конану ударил запах горелой плоти. Стряхивая с глаз кровь и пот, он повернулся и побежал, слепо натыкаясь на деревья. Многочисленные раны и порезы на его теле кровоточили. Он машинально отметил, что в нескольких милях к югу виднеется зарево; должно быть, это горит какая-то хижина. А за спиной у него нарастал злобный вой, придающий ему сил.
8. Конайохары больше нет
На Грозовой реке разыгралось настоящее сражение; битва шла и под стенами Велитриума; война огнем и мечом прошлась по обоим берегам, и многие хижины поселенцев сгорели дотла, прежде чем орда размалеванных демонов отхлынула.
За штормом наступило непривычное затишье, и люди собирались в кучки и разговаривали приглушенными голосами, а мужчины с окровавленными повязками молча пили пенный эль в тавернах вдоль реки.
В одной из них к Конану Киммерийцу, мрачно глотающему вино из высокой пивной кружки из просмоленной кожи, подсел худощавый охотник с забинтованной головой и рукой на перевязи. Он единственный уцелел после падения форта Тускелан.
– Ты ходил с солдатами на развалины форта?
Конан кивнул.
– А я не смог, – пробормотал его собеседник. – Драки не было?
– Пикты отступили на ту сторону Черной реки. Что-то подкосило их боевой дух, хотя что именно – одному дьяволу известно.
Охотник посмотрел на свою забинтованную руку и вздохнул.
– Мне говорили, что там не осталось ни одного тела, которое стоило бы хоронить.
Конан покачал головой.