Приключения Конана-варвара (сборник)

Услышанное не доставило Конану особой радости. Однажды в Аграпуре он видел фокусника, собиравшего рассыпанные гвозди с помощью обломка темно-красного камня, и предположил, что пленившая его сила имеет ту же самую природу. Но поскольку Конан ничего не знал о магнетизме, он столкнулся с самой настоящей магией в его понимании.

– Дабы вы не питали ложных надежд на спасение своими людьми, – продолжал Фенг, – я позаботился и об этом. В этих горах обитают джаги, племя первобытных охотников за головами. Привлеченные пламенем вашего костра, они соберутся в обоих концах долины и нападут на ваш лагерь на рассвете. Они действуют так всегда, и ваших людей не спасет ничто. К этому времени, надеюсь, я буду уже далеко. Если же схватят и меня – что ж, всем нам суждено когда-нибудь умереть, и я встречу свою судьбу с достоинством и благопристойностью, подобающими моему положению и воспитанию. Уверен, моя голова станет великолепным украшением хижины вождя джагов. Итак, прощайте, мой храбрый варвар. Вы уж простите этого человека за то, что он поворачивается к вам спиной в последние моменты вашей жизни. В какой-то степени мне жаль, что вам суждено погибнуть, посему мне не доставит радости стать свидетелем этого события. Имей вы преимущество кхитайского воспитания, вы стали бы великолепным слугой – скажем, телохранителем для меня. Но дела обстоят так, а не иначе, увы.

Отвесив издевательский поклон на прощание, Фенг спустился по склону. Конан спросил себя, а не состоит ли план князя в том, чтобы оставить его прикованным к столбу, пока он не умрет от голода или жажды. Если его люди хватятся своего вожака еще до рассвета, они могут выступить на его поиски. Но поскольку он ускользнул из лагеря незамеченным, никого не предупредив, они не будут знать, стоит ли тревожиться по поводу его исчезновения. Эх, если бы только он смог передать им весточку, они бы перевернули небо и землю, но нашли бы его, а маленького предателя ждал бы бесславный конец. Но как ее передать, вот в чем вопрос?

Он вновь напрягся изо всех сил, пытаясь разорвать невидимые путы, приковывавшие его к столбу, и вновь тщетно. Но Конан обнаружил, что может пошевелить руками и ногами и даже двигать головой из стороны в сторону – совсем немного, но может. А вот тело его оставалось в незримых тисках, крепко державших его за кольчугу.

Лунный свет стал ярче. Конан вдруг заметил, что у него под ногами и у основания монолита разбросаны останки других жертв. Человеческие кости и зубы были свалены небрежной кучей, словно мусор; должно быть, он топтался по ним, когда таинственная сила прижала его к столбу.

Теперь Конан смог разглядеть и то, что эти останки как-то необычно обесцвечены, и это обстоятельство вызвало у него смутное беспокойство. Вглядевшись повнимательнее, он заметил, что кости выглядят так, словно что-то разъело их в некоторых местах, как будто какая-то едкая жидкость растворила их гладкую поверхность, обнажив внутреннюю губчатую структуру.

Он покрутил головой из стороны в сторону, пытаясь придумать, как спастись. Похоже, гладкоречивый кхитаец сказал правду: теперь он видел и другие железные предметы, буквально прилипшие к покрытому странными пятнами и потерявшему цвет камню колонны. Слева от себя он заметил лом, лопату и ржавый колпак шлема, а с другой стороны к монолиту приклеился изъеденный временем кинжал. И тогда Конан вновь напряг мускулы, пытаясь разорвать невидимые объятия…

Снизу вдруг донеслась зловещая мелодия – кто-то играл на свирели. Напрягая зрение, Конан увидел в неверном лунном свете, что Фенг, оказывается, не покинул место действия. Вместо этого князь уселся на поросший травой склон почти у самого подножия холма. Из своей просторной одежды он извлек необычного вида флейту и теперь наигрывал на ней.

И тут, заглушая пронзительную и резкую мелодию, до слуха Конана донесся какой-то мягкий хлюпающий звук. Похоже, он шел откуда-то сверху. Жилы на шее у Конана вздулись от напряжения, когда он с огромным трудом запрокинул голову, чтобы взглянуть на вершину колонны; при этом движении туранский шлем заскрежетал о камень. И кровь застыла у него в жилах.

Дымка, окутывавшая верхушку пилона, рассеялась. Взошедший полумесяц освещал ее ярким светом, просвечивая насквозь непонятный бесформенный клубок, находившийся на верхней оконечности колонны. Он походил на подрагивающее полупрозрачное желе – и был живым. Жизнь – трепещущая и раздувшаяся – пульсировала в нем. Лунный свет мокро блестел, отражаясь от боков этой штуки, которая билась и дрожала, как огромное живое сердце.

Пока Конан, оцепенев от ужаса, смотрел на него, обитатель вершины монолита выпустил струйку желе в его сторону, вниз по колонне. Блестящая псевдоподия[20] заскользила по гладкой поверхности камня. Конан начал понимать, откуда взялись пятна, которые обесцветили поверхность монолита.