Толку в ластах и в маске немного. Короткое время видишь дно и чужие ноги. Может быть, на море они и хороши, но на Москве-реке…
Елка и Люся оказались неплохими ребятами. Они были даже простые ребята. Особенно понравилось нам то, что они относились к Игорю без уважения, не принимали его всерьез. Скажет Игорь что-нибудь, а Люся обязательно ответит: «Ну да?» – с сомнением в голосе. Как говорят с человеком, которому не верят ни на грош.
А Игорь, наоборот, говорил с излишней убедительностью. Как человек, привыкший к тому, что ему не верят ни на грош.
Мы вылезли на берег. Они пошли к своим машинам, мы к своей одежде.
Мы лежали, загорали и говорили об Игоре. Осуждали его прихлебательскую роль. Хорошо, что мы не прихлебатели, никогда ими не были и никогда не будем.
Чувствовали мы себя прекрасно. Солнце пекло вовсю. Ожогов мы не боялись. У Вадима была специальная мазь против ожогов. Мы со Шмаковым выжали на себя весь тюбик, Шмаков даже пятки смазал.
Потом Игорь замахал нам руками. Николай и Люся одевались. Елки не было видно, наверно, тоже одевалась в машине. Игорь натягивал на себя штаны. Они уезжают…
Мы оделись и подошли к ним. Николай и Люся садились в машину. Елка уже сидела за рулем.
Игорь просительным голосом сказал:
– Я только довезу ребят до метро и сейчас же приеду.
– Ладно, – проговорил Люся.
– Только не уходите без меня.
– Ладно, – небрежно повторил Люся, – поехали, Нико!
Они сели в машину. Хлопнули дверцы. Зарычал мотор. Машина тронулась с места, сделала крутой поворот и поехала по пляжу.
Мы проводили ее автоматическим взглядом, каким смотрят вслед всякой уходящей машине. Потом взгляд мой упал на песок… Я вытаращил глаза.
На песке четко отпечатались резкие, глубокие и широкие следы, как будто здесь прошла не «Победа», а «ГАЗ-69». Точно такие же следы, как там, на дороге к карьеру.
Я потянулся взглядом за этими следами и на том месте, где машина круто повернула, увидел рядом со следами вездехода следы «Победы». Потом там, где машина пошла прямо, следы «Победы» исчезли и остались только следы вездехода…
– Крош, поехали, я опаздываю, – нетерпеливо сказал Игорь, снова обретая свой командирский тон.
Мне было стыдно смотреть на Игоря. Не поворачиваясь, я сказал:
– Какие странные покрышки на этой машине…
– Ничего странного! – ответил Игорь. – У нее покрышки с вездехода, для лучшей проходимости.
С замирающим сердцем я спросил:
– На всех четырех колесах?
– Нет! – нетерпеливо ответил Игорь. – Только на задних. На передних у нее обычная резина. Ну хватит, поехали!
26
Мы думали, что после собрания восстановление нашей машины пойдет медленнее. Ведь раньше мы ее делали в течение рабочего дня, а теперь только два часа после работы. Получилось наоборот – гораздо быстрее. Рабочие стали больше помогать. Некоторые так загорелись, что оттирали наших ребят и все делали сами. Это вызывало наше законное недовольство. Ведь восстанавливаем машину мы!
– Видишь ли, университант-эмансипе, – сказал мне бригадир Дмитрий Александрович, – раньше положение было неопределенное. Бригада не знала, на каких условиях восстанавливается машина. А теперь знает: на общественных. И каждый хочет способствовать общему делу.
Если пренебречь обращением «университант-эмансипе», то мысль Дмитрия Александровича показалась мне очень разумной. Даже глубокой. Во всем должна быть полная определенность.
Наконец мы поставили во дворе раму и начали сборку. Началась сборка – дело идет к концу. Дело идет к концу – все работают быстрее. Приятно видеть, как голая рама превращается в автомобиль.
Вокруг нашей машины толкались люди. Возле других машин никто не толкался, а возле нашей машины толкались все. Даже директор. Честное слово! И, если случался затор, не хватало чего-либо, он говорил: «Сходите на склад, принесите. Скажите – я велел». Дело шло без бюрократизма и бумажной волокиты.
Я думаю, это происходило оттого, что директору было приятнее сидеть во дворе, на солнышке, чем в прокуренном кабинете. Но просто сидеть во дворе неудобно. А сидеть возле нашей машины удобно – она
А рабочим приятно порассуждать. Когда они ремонтируют другие машины, рассуждать некогда, надо норму выполнять. А наша машина