И по команде офицера солдаты двинулись на лужайку перед мельницей, где стояли их лошади. В путь они двинулись медленно. Капитан ехал впереди, а помешавшийся на театре корнет замыкал шествие. Сержант, заботливости которого я был препоручен, был высокий, широкоплечий, темнобровый мужчина. Он велел вывести из конюшни мою лошадь и помог мне сесть на седло. Пистолет он отобрал и повесил его вместе с моим палашом на свою седельную луку.
- Не подвязать ли ему ноги? -спросил один из драгун.
- Нет, этого не нужно. У парня честное лицо, - ответил сержант и прибавил: - Если он даст слово вести себя смирно, мы ему и руки развяжем.
- Бежать я не собираюсь, - ответил я.
- В таком случае развяжите веревку. Пусть я онемею, если во мне нет сочувствия к храбрым людям, попавшим в беду. Зовут меня сержантом Греддером. Прежде я служил в полку Макая, а теперь состою королевским драгуном. Работать заставляют много, а платят скверно. Это, впрочем, общая участь состоявших на службе его величества людей. Направо кругом. Марш по дороге! Вы поезжайте рядом с ним, а я поеду сзади. Слушайте, приятель, карабины у нас заряжены. Имейте это в виду и держите свое слово.
- Будьте уверены, я сдержу свое обещание, - ответил я.
- А ваш маленький товарищ сделал против вас большую подлость, заговорил сержант, - мы ехали мимо мельницы, а он увидал нас и побежал навстречу. Подошел он к капитану и говорит: "Вы мне жизнь пощадите, а я вам выдам одного из самых крупных бунтовщиков, страшного силача". Да и по правде сказать, мускулы у вас здоровые, несмотря на молодость. Вы, конечно, не с давних пор занимаетесь военным делом?
- Нет, это моя первая компания, - ответил я.
- И должно быть, последняя, - с солдатской прямотой заявил сержант, я слышал, что Тайный совет собирается поступить с вашим братом по всей строгости. На вигов собираются нагнать такой страх, чтобы они не смели в течение целых двадцати лет бунтовать. Из Лондона, говорят, едет сюда какой-то судья, парик которого пострашнее наших драгунских шлемов. Он может в один день убить больше людей, чем вся кавалерия. Да и лучше! Мы - не мясники, и чем скорее нас избавят от этой кровавой работы, тем лучше. Гляньте-ка вон на это дерево. Видите, трупы на нем болтаются? Плохие времена настали, видно, если на английских дубах стали расти такие желуди.
- Плохие времена настают тогда, когда люди, называющие себя христианами, начинают так жестоко мстить бедным, простым крестьянам, вся вина которых заключается в том, что они поступили по совести, - ответил я, - казнить зачинщиков и руководителей движения вроде меня следует. Мы в случае успеха выиграли бы, и поэтому справедливо, что, проиграв, мы должны за это расплатиться. Но зачем так истязают и убивают бедных благочестивых селян? У меня прямо сердце разрывается от такой жестокости.
- Ах, это правда! - произнес сержант. - Вот другое дело, если бы вешали гнусавых пуританских проповедников. Эти проклятые болтуны тащат свою паству прямо к черту в ад. С ними вот и надо разделываться. Спрашивается, как они смеют не признавать церковь? Раз церковь хороша для короля, так она должна быть и для них хороша. Извольте радоваться, какие неженки нашлись. Находят плохим то, что признают все честные англичане. Им не хочется идти к небу общей дорогой. Каждый из них прокладывает свою особенную тропинку. И попробуй только не послушаться такого молодца, он начинает на тебя кричать.
- Ну, - сказал я, - благочестивые люди найдутся всюду. Раз человек поступает как следует, то какое вам дело до религии, которою он исповедует.
- Добродетель свою человек должен таить глубоко в сердце, - произнес сержант Греддер, - надо эту добродетель зарывать глубоко-глубоко, чтобы ее никто не мог увидеть. Терпеть я не могу этого показанного благочестия. Начнет это человек гнусить, ворочать глазами, стонать и тявкать., Такое благочестие на фальшивую монету смахивает. Вы обращали внимание на то, что фальшивые монеты всегда бывают красивее и светлее настоящих.
- Это остроумное сравнение! - ответил я. - Но как это вы, сержант, интересуетесь подобными вещами? Может быть, на королевских драгун и клевещут, но я слышал, что они занимаются совсем не религией.
- Я служил в пехотном полку Макая, - кратко объяснил сержант.
- Слыхал о Макае, - сказал я, - человек он, говорят, хороший и благочестивый.
- Да-да, именно так! - подхватил сержант Греддер. - По-видимости он сухой и суровый солдат, но душа у него как у святого человека. В его полку не нужно было наказывать солдат плетьми. Бывало, мы боялись огорчить полковника и его взгляда больше, чем плетей.
Мы беседовали с сержантом Греддером все время, и я убедился в том, что он верный последователь полковника Макая. Ум у сержанта был недюжинный, и он оказался вдумчивым и серьезным человеком. Что касается драгун, которые ехали со мной рядом, они были немы как статуи. Драгуны тех времен не могли разговаривать ни о чем, кроме вина и женщин, и чувствовали себя совершенно беспомощными в тех случаях, когда речь заходила о чем-либо более серьезном.