Приключения Михея Кларка

– Здравствуете, сержант! – крикнул он громко и повелительно. – Вы, конечно, слыхали про меня? Я мастер Джон Вутон из Лангмир-Хауза близ Дольвертона. Я восстал против бунтовщиков во имя короля, и мэстер Гостольфин в Палате Общин назвал меня одним из местных столпов отечества. Именно так мэстер Гостольфин и выразился. Не правда ли, это прекрасное выражение? Выражение «столпы» указывает на уподобление государства дворцу или храму – верные королю люди. Один из таких столпов – я. Я – местный столп, я имею, сержант, королевское разрешение взять себе из числа этих арестантов десять здоровенных плутов и продать их. Такова награда за мои труды в пользу отечества. Подведите арестантов. Я буду выбирать.

Лондонский франт приложил руку к сердцу и поклонился новопришедшему так низко, что его шпага поднялась остриём к потолку.

– Стало быть, сэр, мы пришли сюда по одному и тому же поводу, – произнёс он, – позвольте представиться: готовый служить вам сэр Джордж Дониш, ваш вечно преданный и покорный слуга! Распоряжаетесь мною, как вам заблагорассудится. Я, сэр, вне себя от радости по случаю того, что имею высокую честь с вами познакомиться.

Сельский помещик, по-видимому, опешил от этого потока лондонских комплиментов.

– Гм, сэр! Да, сэр! – бормотал он, тряся головой. – Рад вас видеть, сэр, чертовски рад, но я теперь буду выбирать людей, сержант. Время не терпит. Завтра Шептонская ярмарка, и я должен спешить туда. У меня там продажный скот. Вот этот здоровый малый, – при этом помещик показал на меня, – я его возьму.

– Извините, сэр, я предупредил вас, – воскликнул придворный, – как мне ни неприятно огорчать вас, но этот человек принадлежит мне.

– В таком случае я возьму этого, – произнёс помещик, указывая кнутом на другого пленника.

– Это тоже мой. Хе-хе-хе! Как хотите, но это выходит забавно.

– Черт побери? Да скольких вы взяли? – крикнул помещик из Дольвертона.

– Дюжину – хе-хе-хе! Целую дюжину! Все,, которые стоят по этой стороне, – мои. Я взял верх над вами, хе-хе-хе! Пусть меня повесят, если я вру. Кто раньше встал… вы, конечно, знаете эту пословицу?

– Это прямо позор! – горячо воскликнул помещик. – Мы сражаемся, мы рискуем собственной шкурой, а когда все кончено, являются ливрейные лакеи и выхватывают у порядочных людей из-под носа лучшие куски.

– Ливрейные лакеи, сэр! – взвизгнул франт. – Чтобы вы издохли, сэр! Вы самым чувствительным образом затронули мою честь, сэр. Я умею проливать кровь, сэр! Вы будете через минуту зиять ранами, сэр! Возьмите скорее свои слова назад, сэр!

– Пойди прочь, шест для просушки белья! – презрительно бросил помещик. – Вы похожи на птицу, питающуюся падалью. Черт вас возьми, разве о вас говорили в парламенте? Разве вас называли столпом отечества? Прочь от меня, разряженный манекен!

– Ах вы, дерзкий мужик! – закричал франт. – Ах вы, грубый неотёсанный невежа! Какой вы столп? Вас самих надо привязать к столбу и отхлестать плетьми… Ай-ай-ай, сержант, он обнажает шпагу. Уймите его поскорее, а то… я его убью.

– Ну-ну, джентльмены! – крикнул сержант. – Здесь ссориться нельзя. У нас в тюрьме на этот счёт строго, но против тюрьмы есть лужок. Там можете драться как вам угодно. Не хотите ли, я вас туда проведу?

Но предложение сержанта не понравилось разгневанным джентльменам, и они продолжали переругиваться, стращая друг друга поединком и хватаясь то и дело за шпаги. Наконец наш хозяин-франт ушёл, а сельский помещик выбрал себе десять человек и ушёл, проклиная жителей Лондона, придворных, сержанта, пленных и неблагодарное правительство, которое так плохо оплатило его преданность и усердие. Эта была только первая из многочисленных сцен в этом же роде. Правительство хотело удовлетворить всех своих сторонников и пообещало больше, чем могло исполнить. Грустно мне это говорить, но не только мужчины, а и женщины, в том числе титулованные дамы, ломали руки и жаловались на правительство. Им всем хотелось получить в свою собственность бедных сомерсетских крестьян и затем продать их в рабство.

Толковать с этими дамами было совершенно бесполезно. Они не понимали гнусности дела. Им казалось, что торг сомерсетскими крестьянами – чистое и честное дело.

Да, милые внучата, зима-то вот и проходит. Длинная она была и скучная, и все вечера мы с вами проводили в воспоминаниях о прошедшем. Я вам рассказываю о событиях и о людях, которые давно лежат в сырой земле. Мало осталось таких седых стариков, как я. Ты, Иосиф, кажется, записываешь все, что я рассказываю. Каждое утро, как я замечаю, ты сидишь и пишешь. Это ты хорошо придумал. Ваши дети и внучата прочтут эту рукопись с удовольствием. Они будут, надеюсь, гордиться делами своих предков. Но теперь, дети, скоро наступит весна. Снег с земли сойдёт, и покажется зелёная травка. Вам станет веселее, вы найдёте себе занятие получше, чем сидеть и слушать россказни болтливого старика. Ну-ну, не качайте головами! Вы – молодые ребята, вам надо бегать, укрепляться телесно.