Пока старшие предавались этому дружественному состязанию, сэр Гервасий Джером и Руфь беседовали на другом конце стола. Редко я видывал, дети мои, таких красивых женщин, как эта пуританская девушка. Что это было за чудное личико! В нем светилась скромность и девственность. Видно было сразу, что прекрасное тело скрывает в себе не менее прекрасную душу. Эта душа светилась в чистом взоре её очей. Её тёмные волосы были зачёсаны назад и открывали большой белый лоб. Брови были дугой, а глаза большие, голубые, задумчивые. В фигуре девушки было что-то нежное, голубиное. Форма рта и развитой подбородок показывали, однако, что у этой красотки есть характер и что и в настоящее смутное и опасное время она покажет себя достойной своих круглоголовых предков, пуритан. Эта хорошенькая и нежная внучка мэра – я сразу понял – не спасует ни перед чем. Она сумеет показать себя и там, где бы оробела иная болтливая и энергичная, на первый взгляд, женщина.
Я забавлялся, видя, как сэр Гервасий старается занимать свою соседку. Баронет и девушка жили в двух разных мирах, и сэру Гервасию пришлось делать невероятные усилия для того, чтобы вести разговор на понятом для Руфи Таймвель языке.
– Вы, конечно, очень много читаете, мистрис Руфь? – говорил он. – Чем иным, кроме чтения, можно заниматься, живя здесь, так далеко от города?
– Как это так? – с удивлением спросила девушка. – А разве Таунтон не город?
– Помилуй меня Бог, я и не думал говорить, что Таунтон не город, – ответил сэр Гервасий, – могу ли я отрицать это, да ещё в присутствии стольких почтённых бюргеров, которые могли бы на меня обидеться на оскорбление их родного города. И однако, прекрасная барышня, факты остаются фактами. Лондон настолько превосходит все остальные города, что его право называться городом по преимуществу неоспоримо. Если кто говорит просто о городе, не называя его по имени, нечего и толковать, что речь идёт о Лондоне.
– Неужели он такой большой, этот Лондон?! – воскликнула удивлённо хорошенькая девушка. – Но ведь и в Таунтоне строят теперь новые дома. Поглядите-ка, какая стройка у нас за старыми стенами и по ту сторону Шутерна. Даже по ту сторону реки теперь дома строят. Почём знать? Может быть, со временем Таунтон сравняется с Лондоном.
– Если бы всех жителей Таунтона в один прекрасный день переселили в Лондон, – ответил сэр Гервасий, – то столица не заметила бы даже, что её народонаселение увеличилось.
– Ну, я вижу, вы надо мной смеётесь! – воскликнула провинциалка. – То, что вы говорите, немыслимо.
– Ваш дедушка может подтвердить, что я говорю правду, – засмеялся сэр Гервасий, – но вернёмся, однако, к вопросу о чтении. Я убеждён в том, что вы поглотили все сочинения Скюдери. Конечно, вы наслаждались «Великим Киром». Вы знакомы и с Коолеем, Уоллером и Драйденом?
– А кто они такие? В каких церквях они проповедуют? – спросила Руфь.
Баронет опять засмеялся.
– Вот тебе раз! – воскликнул он. – Ну, если вы так хотите, честный Джон проповедует в церкви Вилля Онвина. В просторечии эта церковь называется «заведением Вилля». Иногда его проповедь затягивается, и слушатели расходятся только после двух часов утра. Но меня, право, удивляет ваш вопрос. Неужели человек не имеет права водить пером по бумаге, если он не принадлежит к духовному званию? Неужели проповедовать можно только с церковной кафедры? Я положительно был уверен, что Драйдена читают все девушки вашего возраста. Скажите, мистрис Руфь, какие ваши любимые книги?
– Больше всего я люблю книгу Аллейона «Горе грешникам», – ответила Руфь, – это очень хорошая книга, и она принесла многим пользу. Неужели вы не доставили пользы своей душе и не читали этой книги?
– Нет, этой книги я не читал, – произнёс сэр Гервасий.
– Да неужто не читал»? – поднимая брови и страшно удивляясь, воскликнула девушка. – А я-то-думала, что «Горе» читали все люди на свете. Ну, а «Спор верующих»? Эту-то книгу вы, наверное, читали?
– Тоже не читал.
– А проповеди Бакстера?
– Не имею понятия о них.
– А «Напиток духовный» Болля?
– Не читал.
Мистрис Руфь Таймвель, окончательно удивлённая, воззрилась на нашего приятеля как на некое чудо.
– Простите, сэр, вы меня не сочтите, пожалуйста, невоспитанной, но я удивлена, – произнесла она наконец. – Где же вы жили? Что же вы делали, – чем занимались? Ведь эти книги даже уличным ребятам у нас известны.