Приключения Мишки Босякова, кучера второй пожарной части

— Любопытство, оно, конечно, не порок. Однако... — засмеялся старший топорник и подтолкнул парня. — Ну, живо-живо, не лениво!

Скамейка, о которой упомянул Геннадий Сидорович, была рядом с вывороченным деревом и разломанной беседкой. В это неуютное место, очевидно, мало кто заглядывал, и пожарный мог здесь спокойно без свидетелей поговорить.

Сначала Мишка на все вопросы отвечал только двумя словами: «да» или «нет». Но Геннадий Сидорович всякими шутками и прибаутками так сумел растормошить его душу, что в конце концов Мишка поведал и о смерти матери, и о своем недавнем житье-бытье у Александра Гавриловича.

Про Александра Гавриловича старший топорник наслышался много еще в старые времена, и для него не было удивительным, что хозяин извозного дела взял да и выгнал Мишку со двора.

— Дело твое, Босяков-меньшой, — табак! — нахмурился Геннадий Сидорович, как. только Мишка закончил свое повествова- нпе, и совсем уже осуждающе добавил: — Подаянием, выходит, живешь.

— Подаянием, — печально кивнул парень. — Пою, а мне подают.

Ночевал Мишка на садовых скамейках, в пустых подвалах, " завтрашнем дне думать боялся. Несколько раз ходил наниматься кучером в богатые дома, но всегда получал отказ. Очевидно, не хватало кучерской солидности, во всяком случае, так он думал сам...

— А ну-ка, Босяков-меньшой, айда в пожарную часть... Живо-живо, не лениво! — сказал неожиданно Геннадий Сидорович и встал со скамьи.

— Чё смеяться-то! — непонимающе пробормотал Мишка.— Никуда я не пойду.

— Пойдешь, Босяков-меньшой, — настойчиво произнес старший топорник. — Геннадий Рожин сына Евлахи в беде не оставит... Сегодня дядя Коля на часах стоит, он тебя пропустит.

— А чё я у вас делать буду? — спросил Мишка, поднимаясь.

— Делать что будешь? А что пожарные делают? Торты едят, кофий пьют, вальсы танцуют...

— Скажете тоже! — усмехнулся Мишка, направляясь за Геннадием Сидоровичем.

— Коль знаешь, зачем спрашиваешь, — ответил старший топорник.

Раньше Мишка, как и все мальчишки его возраста, частенько бегал на пожары. Хотя надо сказать, что бегали туда не только мальчишки. Недалеко от извозного дела «Побирский и сын» находилась известная всем в городе парикмахерская Стефановича. Самого Стефановича лет сорок назад за какие-то дела выслали из Варшавы на Урал, но за какие именно, теперь уже мало кто помнил. У него не было ни жены, ни детей. Дружбы особой он ни с кем не водил, с клиентами в разговоры не вступал, костел посещал редко, лишь по большим праздникам. Но когда на каланче раздавался тревожный набат, старый парикмахер мгновенно преображался. Схватив блестящую медную каску и брезентовый пояс, которые висели в салоне на самом почетном месте, он с криком мчался за пожарным обозом. И не было у топорников на пожарах лучшего помощника, чем Стефанович. Правда, какой-нибудь недобритый или недостриженный человек порой жалобно кричал из распахнутых дверей парикмахерской:

— Станислав Вацлавович! Вернитесь! А как же я?

Но этот жалобный голос ни разу не был услышан.

Мишка в прошлые годы с восторгом смотрел издали на пожарных коней. В первой части они все были вороные, во второй— белые, в заводском поселке, находившемся за городским прудом, — гнедые. А в дрожащих отсветах пламени все эти, один к одному, красавцы с лебяжьими изгибами шеи казались огненными. Гривы им приходил подстригать Стефанович, но за работу не брал ни гроша...

И вот теперь, когда Геннадий Сидорович пригласил Мишку в пожарную часть, Мишка сразу вспомнил и лошадей, и своего Уголька. Без Уголька парень скучал здорово. Несколько раз ночью забирался он тайно в конюшню, и каждый раз жеребец встречал бывшего хозяина жалобным ржанием. Но на днях Александр Гаврилович пожертвовал Уголька кавалерийскому полку. Полк этот, сформированный из офицеров, хоть и носил громкое название «гусаров смерти», был разбит недавно где-то под Кушвой, и остатки его спешно прибыли в город для переформирования.

«Что будет, то будет, — твердил про себя Мишка, шагая рядом с Геннадием Сидоровичем по темным улицам, — в часть так в часть. Где наша не пропадала!».

Один раз их остановил патруль, но, увидев форму пожарного, начальник патруля, молодой прапорщик, не стал задавать вопросов и разрешил следовать дальше.

 

 

III. ДОМ ГОРИТ, ДА ВСЕ ГОРИТ

Сквозь сон Мишка услышал произнесенные полушепотом свое имя и фамилию. Говорили прямо под ним, на нижних нарах. Голос Геннадия Сидоровича он узнал сразу. Второй был немного знаком, а вот третий, глуховатый, припомнить никак не мог. Очевидно с обладателем этого голоса Мишка прежде не встречался.

— Мудрить нечего, — согласился незнакомец с Геннадием Сидоровичем, — помочь сироте надо. Только наш-то брандмейстер хуже тигры. Загубит мальца.

— Почему загубит? — возразил Геннадий Сидорович. — Малец от брандмейстера далече будет. Соображай, Киприян!