Приключения Найджела

Поданная тут же карета доставила почтенного горожанина и его крестницу к нему домой на Ломбард-стрит. Там, как выяснилось, его с нетерпением ожидала леди Гермиона, только что получившая предписание явиться в течение ближайшего часа в королевский Тайный совет; известие это потрясло леди Гермиону, неискушенную в делах и давно отрешившуюся от мирской жизни, так, словно оно не было неизбежным следствием ее петиции, врученной королю монной Паулой. Джордж Гериот мягко пожурил ее за то, что она сама, не подождав его возвращения, начала такое важное дело, хотя в письме из Парижа, содержавшем нужные ей сведения, он просил ничего не предпринимать без него. Гермиона оправдывалась лишь тем, что ее немедленное вмешательство в события могло повернуть в лучшую сторону дела ее родственника, лорда Гленварлоха, так как ей было стыдно признаться, что она поддалась неотступным уговорам своей молоденькой приятельницы. Настойчивость Маргарет объяснялась, разумеется, ее опасениями за судьбу Найджела; впрочем, мы должны повременить с разъяснением того, в какой связи находилось дело Найджела с прошением леди Гермионы. А пока возвратимся к посещению, которым сэр Манго Мэлегроутер почтил удрученного молодого лорда, томящегося в темнице.

После обычных приветствий кавалер, разразившись предварительно потоком притворных сожалений по поводу бедствий, постигших Найджела, уселся на стул и, придав своему безобразному лицу погребальное выражение, принялся за свое карканье.

— Я благодарю небо, милорд, что именно, мне выпало удовольствие доставить коменданту милостивое повеление его величества, которым с вас снимается обвинение в покушении на священную особу короля. Если мы даже допустим, что вас будут судить за менее тяжкое преступление, а именно — за нарушение закона, запрещающего обнажать оружие во дворце и его окрестностях, и вы подвергнетесь наказанию usque ad mutilationem, note 146 то есть вплоть до отсечения руки, а скорее всего так и будет, то все-таки потеря руки — ничто в сравнении с казнью через повешение или с четвертованием заживо, постигающими государственных изменников.

— Стыд от того, что я заслужил такое наказание, был бы для меня мучительнее боли, которую мне пришлось бы перенести, — ответил Найджел.

— Без сомнения, милорд, — продолжал мучитель, — сознание, как вы говорите, того, что наказание вами заслужено, должно быть для вас пыткой, своего рода нравственным, умозрительным повешением, потрошением и четвертованием, что в какой-то степени равносильно физическому прикосновению веревки, железа, огня и тому подобного к телу человека.

— Послушайте, сэр Манго, — сказал Найджел, — прошу вас понять мои слова правильно: я не признаю за собой никакой вины, кроме той, что приблизился к государю, имея при себе оружие.

— Вы правы, милорд, что ни в чем не сознаетесь, — проговорил сэр Манго. — Старинная пословица говорит: «признайся…» и так далее. Что касается оружия, то его величество действительно питает редкое отвращение ко всякому оружию, а в особенности к огнестрельному, но, как я уже сказал, с этим обвинением покончено. note 147 Желаю вам так же удачно выпутаться из другого, хотя это и совершенно невероятно.

— Если на то пошло, сэр Манго, — сказал Найджел, — то в отношении этой истории в парке вы сами могли бы сказать что-нибудь в мое оправдание. Никто не знает лучше вас, что в ту минуту я был доведен до крайности гнуснейшими оскорблениями, нанесенными мне лордом Дэлгарно, и вы сами же раздули мой гнев, рассказав о многих из них.

— Да, да, какое несчастье! — заметил сэр Манго. — Я словно сейчас помню, как взыграла ваша желчь, несмотря на все мои старания убедить вас не нарушать святости парка. Ах, милорд, вы не можете сказать, что угодили в канаву, не будучи никем предостережены.

— Я вижу, сэр Манго, вы решили начисто забыть все, что могло бы сослужить мне службу, — заметил Найджел.

— Я готов вам служить с величайшей радостью, — ответил кавалер, — и лучшее, что я могу сейчас придумать, это описать процедуру наказания, которое вам, без сомнения, придется претерпеть. Мне посчастливилось видеть, как в царствование королевы ему подвергли сочинителя пасквилей. Я тогда состоял в свите лорда Грея, который вел здесь осаду, и так как я всегда был жаден до приятных и поучительных зрелищ, то не мог пропустить такого события.

— Я был бы поистине удивлен, — проговорил лорд Гленварлох, — если бы вы, наперекор своему доброму сердцу, пропустили такое представление.