Приключения, почерпнутые из моря житейского

Саломея не сводила глаз с Дмитрицкого, дрожащие уста ее как будто шептали:

– Поди, поди сюда, блаженство мое! Поди сюда, низкая душа! Я обовьюсь около тебя змеей, я задушу тебя в своих объятиях!

– А! что говоришь ты? – продолжал Дмитрицкий, давая знак руками, что он во что бы ни стало, а преодолеет все преграды, разделяющие его с таинственной заключенной в тереме красавицей. – Можно? Ты одна?

Саломея кивнула головой.

«Наша! – подумал Дмитрицкий, и, вымеряв глазом расстояние окон, он также кивнул головой и подал знак: – «Сейчас же буду твой!»

Потом, задернув занавеску, крикнул:

– Эй! молодец! я на этом проклятом диване с клопами спать не буду; принеси мне две доски и положи на стульях.

– Да будьте спокойны, ваше сиятельство, клопов у нас не водится, – сказал трактирный молодец.

– Что велят, то делай! – крикнул Дмитрицкий.

– Есть доски, да длинноваты.

– Ну, тем лучше, неси!

Длинные доски были принесены и положены на стулья. Черномский, или, вернее, Желынский, в должности Матеуша, стал стлать постель.

– Да ну, скорее! я, мочи нет, спать хочу.

– А пан заказал ужин.

– Не хочу, ешь сам. Ступай.

– А раздеваться, пан?

– Не буду; так лягу, чтоб не заспаться. Ступай!

Желынский вышел, а Дмитрицкий торопливо отдернул занавеску, послал поцелуй к таинственной деве и принялся потихоньку, без стуку, разбирать постель. Одну доску перекинул он мостом чрез пространство между окном и забором, с другой отправился по этому мосту и устроил переправу до окна светелки:

Саломея затрепетала, когда он прыгнул в окно и тихо проговорил:

– Душенька!

В это самое время Щепикова мучила бессонница; он приподнялся тихонько с ложа, на котором покоилась уже добрым сном Катерина Юрьевна; но она была чутка.

– Куда ты? – спросила она сквозь сон.

– Никуда, душа моя, спи! – отвечал Щепиков, надевая халат.

И он пошел дозором; выбрался в сени и потом, едва дотрогиваясь до ступеней, на четвереньках, как кошка, взобрался по крутой лестнице на чердак, сделал несколько шагов к светелке и вдруг присел от ужаса,

– Чудо, роскошь, восторг! да ты просто наслаждение! – раздавалось там вполголоса.

– Постой, постой! – послышался женский голос.

– Чего стоять, радость моя…

– Постой! – И вдруг что-то грохнулось с страшным стуком, и задребезжало разбитое стекло.

– Что ты это? – кто-то вскрикнул.

– Ничего, – отвечал женский дрожащий счастием и блаженством голос, – я только сбросила доску!…

– Ах, безумная! что ты сделала! Как же я отсюда выйду?

– Зачем уходить? Ты не уйдешь отсюда, не оставишь меня! Теперь ты мой, душа моя, друг мой! Обними свою богиню, ласкай… а я вопьюсь в тебя!…

– Ах, черт, да это в самом деле богиня или безумная!

– Куда? Нет, я тебя не пущу! Не пущу, жизнь моя!

– Прочь! вцепилась когтями! с ней не сладишь!

– Какое счастие! Какое благо!

– Тс! Что ты кричишь! Ах, проклятая!… Кто-то идет!…

– Ничего!… Это шум… Это сюда идут… Куда? Нет! Ни шагу от меня! Теперь ты мой!

– Шутки!

– Нет! Не шутки!… Я блаженствую, пользуюсь минутой счастия, обнимаю тебя, целую!

– Караул, караул! – закричал Щепиков, услышав страшную борьбу и крик, поднявшийся в светелке.

– Идут… Пусти, дьявол!

– Нет! не пущу!… Мои руки крепче оков, они так и окостенеют! Чувствуешь ли ты колодку на шее?… Это я, твоя Саломея, любовь твоя…

– Саломея?… о… проклятая! демон!

Между тем как эта сцена происходила в светелке, весь дом поднялся уже на ноги. Доска, которую Саломея столкнула с окна светелки, ударилась концом в окно спальни, где покоилась Катерина Юрьевна. Она вскочила с испугом, хватилась мужа – его нет, подняла крик, выбежала в девичью, перебудила своих баб, послала будить людей и дворню, послала в полицию; а между тем ходит со свечой по всему дому и ищет мужа, – внизу нет.

– Посмотри-ко в светелке! – говорит она Маланье, – ведь там колодница?

– Там, сударыня.

И вслед за Маланьей Катерина Юрьевна взбирается на лестницу, а Щепиков навстречу.

– Что это такое, сударь? Это что?…

– Караул! Людей сюда! Послать в полицию! – кричит Щепиков, – скорее!

– Слышишь? – раздался громкий голос Саломеи в светелке, слышишь, – «Людей, полицию!» Нас хотят разлучить!…

– Сюда, сюда! – кричит снаружи Щепиков. Отворяй светелку!

Дверь отворилась; несколько полицейских солдат, а за ними Щепиков, жена его, люди вошли¹в светелку.

– Помогите! – вскричал Дмитрицкий, около шеи которого обвилась Саломея, как змея, – помогите, безумная душит меня!

– Берите их, берите! – кричит Щепиков.

– Позвольте, – сказал Дмитрицкий, освобождаясь от Саломеи, – я граф Черномский, остановился подле, окно против окна; вдруг вижу эту безумную, которая кричит: «помогите, помогите!» Я думал, что пожар, бросился в окно, спасать ее…

– Не верьте, не верьте сказкам! Это мой любовник, душегубец! Мы вместе с ним грабили и душили людей! – вскричала Саломея.

– Вяжите им руки! – вскричал Щепиков.

– Позвольте, – сказал Дмитрицкий, – справьтесь в заезд-ном доме, там мой экипаж и человек, я в ночь приехал…

– Тащите его в полицию! – вскричал Щепиков.

– А эту-то, а эту-то? – вскричала Катерина Юрьевна, – здесь оставить, что ли? Вяжите и ее, тащите и ее вон!

– Постой! Обыщите его! – сказал Щепиков своей команде.