Приключения Ричарда Шарпа. Том 2

Шарп хотел, чтобы атака началась. Он хотел услышать "Старые штаны" — барабанный pas de charge — марш к атаке, хотел услышать крики атакующих, выстрелы мушкетов, это было бы лучше, чем беспомощное ожидание. Ему вдруг захотелось, подобно пехотинцу Муру, бессмысленно ругаться в адрес пушкарей, стрелявших снова и снова.

Харпер, ожидавший на западной стене с командой людей, отобранных Шарпом, подошел к вопящему морскому пехотинцу и хлопнул его, призывая к молчанию.

— Бери лопату и убери это, — указал он на кишки мертвого пехотинца, — ты же не хочешь здесь мух, верно?

— Мухи? Зимой?

— Не дерзи, парень, выполняй.

Одного из морских пехотинцев, стоявших с Харпером, обстрел, казалось, совершенно не волновал. Он затачивал край абордажной сабли, водил камнем по ней туда-сюда, наводя остроту. Другой, прислонившись к станку одного из орудий Лассана, читал маленькую книгу с неподдельным интересом. Время от времени он поднимал голову, убеждался, что делать пока нечего, и возвращался к чтению. Капитану Палмеру, глядя на север и восток со своего поста, показалось, что он заметил в дюнах какое-то движение, но когда он навел туда подзорную трубу, то увидел лишь песок и траву.

Обстрел продолжался более получаса. Снаряды, свистя, падали на почерневшие руины, пламя вырывалось из-за обломков, обсыпая искрами сгоревшие жилые помещения, а куски железа несли смерть во все углы гарнизона. Люди дрожали. Они долго-долго глядели на камни в дюйме от их лица, проклинали французов, их офицеров, их удачу, весь этот гнилой мир, который притащил их в этот ад, и, наконец, сквозь взрывы, до них донесся звук трубы, означающий, что масса людей пошла в атаку, и люди в форте, — люди в красном и зеленом, люди с грязными почерневшими лицами, — приготовились к бою.

Глава 16

Два морских пехотинца из группы Шарпа, дождавшись интервала между залпами, стрелой обежали внутренний двор и собрали неразорвавшиеся снаряды. Их набралось шесть штук. Запалы в двух из них не загорелись при выстрелах из гаубицы, два запала сгорели наполовину, а два просто почему-то не взорвались. Четыре снаряда с пригодными запалами отнесли в башенку над воротами, где лейтенант Фитч нервно облизывал губы и сжимал рукоять пистолета.

Разнесли хлеб и мясо, но большинство людей не могли проглотить еду. Французская колонна подошла ближе, грохот барабанов стал громче, и хлеб положили рядом с перевернутыми киверами, в которых были сложены патронные заряды.

В заполненный водой ров попал снаряд, выплеснув воду в амбразуры. Кто-то нервно рассмеялся. Какой-то воробей, осмелевший от зимнего голода, подлетел к оставленному кусочку хлеба, схватил его и быстро ушмыгнул.

Морской пехотинец Мур в двенадцатый раз проверил свой мушкет и в двенадцатый раз убедился, что он в порядке.

Звук французских барабанов уже отчетливо был слышен, его заглушал только огонь больших пушек. В паузах между барабанными ритмами был слышен клич сотен глоток — "Vive I’Empereur!"

— Забавно слышать это впервые, — сказал Фитч.

— Я слышал это столько раз, что уже и не могу упомнить, — сказал Шарп, — и всякий раз мы били ублюдков. Он взглянул на колонну, огромную массу людей, неумолимо идущих по открытой местности.

Это была та самая колонна, которая казалось непобедимой, которая внушала ужас половине Европы, но это была колонна из необученных солдат, которые могли испугаться крови и потерпеть поражение. Французские стрелки уже взбирались на гласис и пуля, выпущенная одним из них, прошла дюймах в шести от лица Шарпа. Рявкнула винтовка и француз сполз вниз.

Шарп разместил всех своих стрелков на южной и восточной стенах. Он подождал пока французы подойдут на двести шагов и набрал воздуху в легкие.

— Стрелки! Огонь!

Выпалило более сотни винтовок.

В первой шеренге французов упало, видимо, не менее дюжины. Через их тела сразу же переступали следующие шеренги.

Стрелки начали перезаряжать винтовки. Сноровисто забивали в стволы порох, пули, пыжи, прицеливались, стреляли, и снова перезаряжали.

Когда французам оставалось пройти сотню шагов, Шарп дважды дунул в свисток. Те стрелки, чьи места были на других стенах, побежали на позиции.

Полевые пушки прекратили огонь.

Стало необычно тихо. Барабанная дробь и крики не смолкли, но громовые удары двенадцатифунтовок смолкли. Гаубицы все еще стреляли, но с каким-то приглушенным кашляющим звуком. Из коридора ведущего к лазарету доносились крики раненых, какого-то пехотинца стошнило.

— С этого расстояния цельтесь на два фута выше цели, — Шарп подошел к шеренге морских пехотинцев и его голос зазвучал как у сержанта-инструктора по стрелковой подготовке. Он взглянул на французов. — Целься!

Красномундирники просунули мушкеты в амбразуры.

— Огонь!

— Перезаряжай!

Француз сполз с гласиса, оставляя за собой кровавую полосу.

Морской пехотинец, раненый французской пулей, отшатнулся назад и рухнул в полыхающие ветки сосновой баррикады.

— Огонь!

Гаубичный снаряд отскочил от стены рядом с Шарпом и, кружась волчком, упал во внутренний двор, где и взорвался.